Конспект

В газетах часто встречались объявления о том, что такой-то по таким-то причинам отказывается от своего отца или такой-то, убедившись в том, что... и т.д., снимает с себя сан священника. Отец Николай служил в Благовещенском соборе, а в 25-м году, чтобы не портить карьеру дочкам и зятьям, стал работать бухгалтером в родильном доме, но осуществил это без какой-либо публикации, а чтобы не утратить сан священника, ежегодно в церкви Высокого поселка принимал участие в пасхальном богослужении. Отец Николай любил преферанс и, когда жил на Основе, его партнерами бывали профессиональные революционеры, скрывавшиеся у него в доме. Один из них — Канторович – теперь был наркомом здравоохранения, и мой дед каждую субботу ходил к нему играть в преферанс. Только этим обстоятельством я и могу объяснить, что священник, да еще не отказавшийся от сана, да еще при безработице смог получить работу.

Теперь моего деда называли не отец Николай, а Николай Григорьевич. На Нетеченской набережной жили дед с Любовью Константиновной, Вера с Колей, Наташей, бонной и Юлей. Вера училась в медицинском институте и работала на кафедре патологической анатомии, в лаборатории. Юля — машинистка в учреждении, которое называлось Укоопспiлка. Женя с мужем жили в Ленинграде на Литейном — Торонько занимал большой пост на «Красном пути-ловце». Катя по приезде в Харьков сразу уехала в Екатеринослав к мужу. Он был коммерческим директором большого завода и заканчивал техническое образование. В 24-м году у них родился сын — Митя. Не помню когда, но после рождения сына умерла их дочь. Не знаю, почему театральный псевдоним Бориса Семенова — Лесной – стал их фамилией. У Кропилиных бывал папа, его там любили, особенно — Николай Григорьевич. Я тоже там бывал, хотя и реже папы, — любил возиться с малышами Веры, и они ко мне тянулись. Раза два-три встречал у Кропилиных Лесного, и однажды он ввел меня в сильное замешательство — в присутствии Любови Константиновны, аккомпанируя себе на пианино, спел куплеты, начинавшиеся так:

Ура! Ура, что теща умерла!
Она попала прямо, прямо в ад
И не вернется к нам она назад.
Ура! Ура, что теща умерла!

Мама приезжала к Кропилиным редко, только на семейные праздники. Аржанкова там не принимали. Когда у мамы родился сын, Николай Григорьевич ее проводил, поинтересовался, как назвали мальчика, переспросил:

— Алексей?

— Нет, Алексен. Александр-Ксения.

Почему же не Бобик? С тех пор мама никогда не бывала у Кропилиных и прекратила всякие отношения с ними, включая всех сестер. Пройдет много лет, Вера давно закончит институт, мама будет жить далеко от Харькова, вдруг Вера получит от нее телеграмму: «Подозревают внематочную срочно приезжай» и ответит: «Помочь бессильна обратись специалистам».

10.

Клавдия Петровна Резникова была на полтора года младше папы. Она родилась 4 апреля 1878 года, училась на юридическом факультете Харьковского университета и увлекалась философией. Студенткой вышла замуж за Хрисанфа Хрисанфовича Резникова, помощника присяжного поверенного. Он был старше ее на 15 лет. Клава вышла замуж до женитьбы моего отца. Петр Трифонович согласия на ее замужество не дал, не хотел ее видеть, но назначил ей помощь в сто рублей ежемесячно и никому не запрещал с ней встречаться. Наверное, и я у них был, потому что запомнил дом, в котором они жили — на Скобелевской площади, трехэтажный, из красного кирпича, и откуда-то знал, что этот дом принадлежит известной в Харькове драматической артистке Любицкой.

В 15-м году у Резниковых родился сын, и Клава, окончив четыре курса, вышла из университета. Назвали Егором. Малыш называл себя Гориком, и это уменьшительное имя за ним осталось. Лиза рассказала мне: в 19-м году она с Сережей и Резниковы жили в Екатеринодаре, Горик заболел скарлатиной, Лиза его куда-то несла, он вырвался и говорит:

— Пусти меня, я — мурщина!

Папа и его сестры утверждали, что из всех детей Гореловых Клава — самая умная, она унаследовала ум отца, но, в отличие от Петра Трифоновича, ее ум не был приспособлен для извлечения жизненных выгод. Когда я вырос, Клава порой удивляла меня пониманием сути происходящих событий, а иногда и предвидением — как они будут развиваться.

Хрисанф Хрисанфович поразил меня нервным тиком: глаза его непроизвольно и резко несколько раз подряд моргали. Он, как и Сережа, занимал должность юрисконсульта. Клава не работала. Они жили в очень большой комнате коммунальной квартиры — большом особняке на Каразинской улице. Комната была разделена на две шкафами: большую столовую и маленькую спальню, в которую шкафы были обращены тыльной стороной.

Двухлетняя разница в возрасте не мешала нам с Гориком сразу подружиться. Первое, что я запомнил из нашего общения: Горик у себя дома сидит на шкафу с куском картона в зубах, изображая ворону, а я внизу изображаю лису. Несколько раз меняемся ролями, и нам это нравится. Зимой мы все, кроме бабуси, у Резниковых.