Александру Николаевну заставили вымыть пол. Внучка не отходила ни на шаг. В комнате, где допрашивали, дали бумагу с немецким текстом. Переводчик сказал, что это разрешение идти в какой-то ближайший городок – там они получат пропуск в Бердянск. С пропуском могут ехать по железной дороге, без пропуска не имеют права ни ехать, ни идти.
Когда отдыхали в дороге, Александра Николаевна несколько раз прочла текст, но содержание не поняла. Насторожило отсутствие слов Бердянск или Осипенко и наличие слова – проверить.
– А ну их к черту, этих благодетелей! Решила: пойдем, как шли. Бердянск уже не так и далеко.
…До войны запаслись углем почти на всю зиму. Дрова кончились. А чем топить в следующую зиму? Во всем городе ограды каменные, сараи тоже больше каменные или кирпичные. Договорились со знакомыми идти на добычу, пока еще не все разнесли. Кто-то пошел на разведку в немецкую колонию. Постоя войск сейчас нет, но и деревянных построек почти не осталось. Решили выламывать полы, снимать двери, идти под утро каждой семье отдельно, собраться в одном месте. Пошли хозяин, его невестка, дочка и Александра Николаевна. Взяли топор, пилу, лом и веревки. Собралось человек двадцать. Главы семей обошли колонию, убедились, что в ней никого нет, и выбрали дома подальше от города, по одному на семью. Мороз, снег, луна. Мерзли. Глаза присмотрелись, можно бы и начинать, но хозяин сказал:
– Нi, дуже вже тихо, можуть десь почути. Дiждемося ранку, так домовились.
Когда рассвело, поели и начали. Если прислушаться – иногда из ближайшего дома слышен глухой стук. А кругом так же тихо, как и ночью.
– Це тут тихо, а там люди повставали, гомонять та гуркотять, то вже не так i чути, – сказал хозяин.
Александра Николаевна молча удивлялась: зачем столько заготавливаем, всего не унесешь, оставим – растащат.
– Хозяин, – она не говорила «хозяин», а называла его по имени–отчеству, – сколотил сани, а мы ему помогали.
Погрузили заготовленное. Перевязали веревками. Зашли в дом, закрыли наружную дверь – ее хозяин не разрешил снять. Снова мерзнем. Дочь хозяина хотела затопить печь, он сказал:
– Пiде дим, хтось побаче.
Второй раз поели. К еде дочь достала бутылку с водкой – меньше половины, невестка – бутылку домашней наливки и стаканы. Смешали и выпили. Стало веселей. Когда стемнело, отправились не сразу – еще ждали. Двое впряглись, двое толкали. Везти было тяжело, менялись местами. Везли долго.
– Я так устала, не стала дожидаться чаю, заснула, как убитая.
На заготовки ходили несколько раз.
– Треба йти, – говорил хозяин, – поки є що брати. Живемо голодно, а як стане ще й холодно, хто зна, чи видужаємо.
Дошло до того, что пилили большие фруктовые деревья. Раз пошли на разрушенный завод, но издали увидали каких-то людей и вернулись. Топлива заготовили столько, что стали экономить уголь.
Шел на курорт через Матросскую слободку, поглядывая на дома и людей. Будто мог узнать дом, в котором жила Александра Николаевна, и людей, которые ее приютили. Посмеивался над собой, но и на обратном пути поглядывал. В городе встретил старичка-учителя. Заулыбались.
– Ну, как ваша работа?
– Закончил. Завтра будут рассматривать.
– Интересно бы посмотреть.
– Пойдемте, я вам покажу.
– А где она?
– В горисполкоме.
– Неудобно.
– Почему неудобно? Вы мой консультант. И вдруг – неудобно!
– Ну, какой я консультант.
– Пошли, посмотрите. Проект не у начальства, а в комнате, в которой я работаю.
– Все равно неудобно. Небось, многоэтажными домами застраиваете?
– Какими там многоэтажными! Канализации-то нет.
– И не предусматриваете?
– Это проект всего лишь первоочередных мероприятий, минимум для более-менее сносной жизни. Все остальное – после. И до Бердянска дойдет очередь на разработку генерального плана.
– И железную дорогу в порт оставляете?
Так не хотелось огорчать!..
– Наметили другую трассу – под горой.
– Думаете, – согласятся?
– Надеюсь.
– Дай-то Бог! А собор сохраняете?
– Конечно. Что за вопрос?
– Так ведь другие церкви снесли.
– Теперь ветер подул в другую сторону. Сталин с патриархом чуть ли не в обнимку фотографировались.
– Ну, ветер… Сегодня туда, завтра – сюда… Собор старый.
– Я знаю. Был в нем в воскресенье. Между прочим, я там видел семью, наверное: пожилой мужчина, дама и девушка. Она говорила с ними по-французски.
– Это бывшие эмигранты.
– Да как же они могли вернуться? Война.
– Говорят, он работал в Иране, в какой-то французской фирме.
– А-а… А вы в соборе не бываете?
– Мне нельзя. Я – педагог.
– Даже теперь?
Старичок вздохнул.
– Официально ничего не скажут, а с глазу на глаз... И такую обстановку создадут, что сам уйдешь. А не уйдешь, так придерутся к чему-нибудь и уволят. Неужели вы не понимаете? Советский педагог – и ходит в церковь... В этом соборе я венчался...
Мне стало неловко.
– Знаете что? Раз вы стесняетесь зайти в горисполком, я принесу вам вечером проект. Если вам интересно.
– Интересно-то интересно. И очень. Да удобно ли?
– Да хожу ведь с ним по организациям! Согласовывать. Давайте договоримся о времени.