Читаем Конспект полностью

Помню дом, ухоженный двор перед ним, массивную дверь парадного хода, большую квартиру и большие, очень высокие комнаты, помню, как дед сделал кому-то резкое замечание за положенную на стол шляпу, и еще мне казалось, что в доме всегда многолюдно, оживленно и шумно. Наверное, так оно и было, если не всегда, то часто. Борис Семенов, племянник Любовь Константиновны, до войны — студент технологического института и способный артист, игравший под псевдонимом Лесной в драматическом театре Синельникова вместе с профессионалами, потом военный летчик и летчик белой армии, запросто бывал у Кропилиных со своим другом артистом Блюменталь-Тамариным, другими артистами и офицерами. Бывшие на выданье Катя и Юля одновременно вышли замуж: Катя — за двоюродного брата Бориса, Юля — за Вербицкого из той же компании. Обо всем этом я узнал когда подрос, тогда же знал только, что две мои тети вышли замуж, а запомнил всего лишь, как с этой компанией поднимался в марте на крышу и с видовой площадки смотрел на город. Больше всего нравились маленькие, как игрушки, двигавшиеся поезда с паровозными дымками-шариками.

<p>5.</p>

Петр Трифонович к потере состояния отнесся спокойно, говорил — к этому шло, уезжать не собирался, рассуждая так: дети — грамотные, на жизнь заработают и их, отца и мать, прокормят. Но с установлением Советской власти его сразу же арестовали и держали в тюрьме столько, сколько держалась власть.

Отец вернулся в конце 17-го года больным: язва желудка, воспаление легких и сильное нервное расстройство. Больным его и арестовали вместе с дедом. Отец был очень плох и в тюрьме вряд ли бы выжил, но после усиленных хлопот его перевели в больницу. Болел он долго, и были периоды, когда никто, кроме Ульяны Гавриловны, не надеялся на его выздоровление. Вышел отец из больницы в конце лета 19-го года, и потом сразу его мобилизовали в белую армию.

Арестовали и отца Николая. Некоторые из тех, кто видел, как его вели, сопровождали его, пытаясь за него заступиться, другие бросились хлопотать, а возле тюрьмы их ждала группа основянских рабочих, которая и добилась, чтобы отца Николая отпустили.

При отступлении белых Гореловы и Кропилины на этот раз уехали, как тогда говорили — бежали. Лишь вышедшая замуж за Федю Майорова Нина Горелова осталась с ним в Харькове. Мама и я — на одном диване в купе мягкого вагона. Завидую деду Коле, который сидит в коридоре на скамеечке. На одной из остановок кто-то говорит: «Лозовая». Едем по Соборной — главной улице Новочеркасска, поворачиваем налево в Почтовый переулок, едем чуть вниз и останавливаемся возле длинного белого глинобитного дома. Потом мама, Катя и я живем в самом конце Соборной улицы, в кирпичном одноэтажном доме по правой ее стороне, а за домом — степь. Впервые в кинематографе. Нашумевшая, как тогда говорили, фильма с участием Мозжухина и Лысенко. Сидим в ложе. После каждой части — антракт, зажигают свет.

Мне неинтересно и скучно. Потом — комедия в двух частях «Волшебные перчатки» с участием Макса Линдера. Так хохотал, что мама все время пыталась меня останавливать. Сюжет и отдельные сцены могу рассказывать и сейчас. Знаю — мама болела тифом, и помню ее стриженую под машинку.

Зима. Один гуляю возле дома. Тепло и тихо. По синему небу очень быстро, без ветра несутся со степи через город белые облака. В степи видны вспышки огня и дыма, слышны выстрелы, свист снарядов и где-то в городе их разрывы. Знаю: наступают красные. Очень интересно и совсем не страшно. В сумерках один расхаживаю по комнате. Мама и Катя гадают у хозяйки дома Раисы Михайловны. Вдруг — страшный грохот, и я завопил. Прибежали мама и Катя. Оказывается — в дом попал снаряд.

Едем на арбе с сеном, рядом в тележке, запряженной осликом, едет пожилой смуглый человек, о котором говорят — армянин. Сколько нас и кто едет на арбе — не помню. Ровная степь и очень широкая дорога. Эту дорогу я видел перед собой, когда несколько лет спустя читал чеховскую «Степь». Что-то варили на костре и спали на арбе. Всю жизнь хотелось совершить такую же поездку. Уже пожилым, собираясь в очередную командировку из Запорожья в Харьков, говорил:

— Ну что это за поездка! Поехать бы на арбе с сеном, а под сеном арбузы и тарань. Приезжаем на площадь Дзержинского, из Госпрома высыпают люди: «Запорожцы приехали!»...

Приехали в город Сулин — здесь отец Николай получил приход. Церковь посреди площади, напротив паперти — кирпичный дом на две квартиры, в одной из них будем жить мы, в другой живет второй священник этой же церкви. Палисадник перед домом и по его бокам, за домом — двор с сараями, за двором — фруктовый сад. Деревянная темно-серая некрашеная терраса со стороны двора, на ней кое-как сложены привезенные вещи. Прикорнул на свернутом ковре, а проснувшись, был уверен, что мы приехали вчера, не мог поверить, что это было сегодня, и спорил об этом с Катей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии