Константа Роджерса (Т8-25, Мужская дружба, etc) (СИ)

Стив любил Баки. Тогда, в юности, как друга, нет, больше — как брата, которого у него никогда не было; сейчас — так, как вообще можно любить, и братская, человеческая составляющая этого чувства никуда не делась. Несмотря на легкость, с которой Баки сходился с людьми, на самом деле хорошо его знали немногие. Его считали шумным, болтливым, недалеким даже, но никто и понятия не имел, что в по-настоящему сложные, почти страшные моменты это все слетало с него, как шелуха.

Стив знал Баки так долго и хорошо, что ему с ним было легко. Он видел его грани — когда тот рисуется, стараясь казаться веселым и легким на подъем, когда специально старается казаться глупее, чем есть, а когда — просто, искренне валяет дурака. Стив именно поэтому никогда не верил ужимкам Старка, не принимал их за чистую монету и не относился всерьез к белоснежным улыбкам, не доходившим до глаз, напускной веселости и сарказму, потому что видел, как Баки за такой маскировкой прячет себя настоящего. Он мог часами нести чушь, чтобы окружающие не замечали его усталости и страха. Так было в голодные времена юности, когда они оба работали почти круглыми сутками. Баки тогда еле дышал от усталости и напряжения, но все равно, стоило поблизости оказаться кому-то третьему, как он включал режим «у меня все ОК», только чтобы избежать пристальных взглядов.

После плена Баки подолгу смотрел в одну точку, как сейчас смотрел в окно на огромные экраны и рекламные щиты, но стоило кому-то из ребят спросить: «Как дела, Бак?» как тот тут же начинал что-то рассказывать и зубоскалить, словно отгораживаясь пестрой ширмой ото всех. Первое время он включил в этот список и Стива, на все расспросы отвечая «все хорошо, мелкий», а потом часами сидел в карауле, почти не шевелясь. И тогда начинал говорить Стив.

Сейчас страшно было именно оттого, что Баки снова встанет на старые рельсы, загудит весело и беззаботно, и будет отстукивать одно и то же «все хорошо, все отлично». Стив не стал лезть к нему в Башне, потому что это было бесполезно. Баки чувствовал, что за ними все время наблюдают, и все уговоры и расспросы наткнулись бы на стену из того же «все ОК».

Баки был настоящим только в их комнате и сразу после приступа. Ему было страшно. Страшно узнать о себе что-нибудь ужасное, страшно ничего не вспомнить, сделать глупость, облажаться, сглупить. В Башне он был на чужой территории, на минном поле, и вел себя соответственно. Баки, помнивший себя полностью, не утруждался маскарадом, защищаясь по-другому — он просто никого к себе не подпускал. Рубил на корню все попытки приблизиться одним лишь взглядом. И это было еще одной причиной в длинном списке, почему Стив не любил Башню — Баки в ней переходил в режим глухой обороны. Чуть-чуть приоткрылся он только в утро их небольшого каминг-аута, да и то Стив не мог поручиться, что в этом он не пошел навстречу его желаниям.

— Как ты на самом деле?— спросил Стив, как когда-то спрашивал в караулах, устав рассказывать очередную ничего не значащую историю о тетушке Анне, разводившей кур в Висконсине.

Баки, не поворачивая головы, ответил:

— Хреново, но могло быть хуже. Шесть из десяти, если десять — падение в пропасть.

— Голова болит?

— Ноет правый висок. Пришельцы правда существуют?

— Правда. Не меняй тему. Поговори со мной.

— О чем? О том, что я гребаная бомба в центре Нью-Йорка, да еще и без памяти?

— Не думаю, что те, кто создавал твою руку, допустили бы, чтобы… она сломалась вот так запросто.

— Я тоже так не думаю. Что не значит, что шансов нет совсем. В ГИДРЕ тоже люди работали. Нелюди, вернее, но это не значит, что они не ошибались.

Стив молчал, обдумывая положение. Забрать Баки домой было плохим решением, но в Башне они оба были, как в клетке с видеонаблюдением, и душевное равновесие Баки волновало его не меньше, чем физическое. Оливия сказала, что приступы будут повторяться, возможно, станут легче, и дала седативы. «Это просто сильная боль, капитан Роджерс, — сказала она, — как мигрень. Опасности для здоровья нет, если сержант сам себе не навредит». Стив надеялся, что сможет удержать Баки в следующий раз. Что тому не придется снова приходить в себя в медблоке. Баки мог вспомнить все, что угодно, очнуться кем угодно, потому что он никогда, никому, даже Стиву не рассказывал, как из него сделали Зимнего Солдата, и через что для этого пришлось пройти. Стив не хотел, чтобы Баки заперли в палате для буйнопомешанных или кололи седативами, как дикое животное. Они справятся сами, как всегда справлялись.

— Мы справимся, — сказал он вслух. — Мы всегда справлялись, и сейчас справимся.

— Думаешь, нужно заменить эту синюю непонятную субстанцию в руке на другую не менее непонятную субстанцию от Старка?

Стив как раз остановился на перекрестке и дотронулся до плеча Баки.

— Думаю, нам нужно хорошо попросить Наташу порыться в архивах ГИДРЫ и поискать файлы о тебе. Может, там есть…