— Это такая синяя хрень? — Баки неловко развернулся, едва устояв на ногах. Стив его подхватил. — Стив, ты помнишь те пули, от которых люди просто исчезали? Дум-Думу очень нравились. В Аззано такого добра навалом было.
— Я буду ждать в конференц-зале жилого этажа через час, — сказал Тони. — Приведите себя в порядок, позавтракайте и приходите. Будем разбираться, — никаких экспериментов, — Тони примирительно поднял ладони, увидев выражение лица Стива. — Забиться в свою бруклинскую нору вы всегда успеете.
С этими словами он ушел, но Стив видел, чего ему стоило не сутулиться, не опускать плечи. Тони Старк не любил ошибаться, а ошибаться фатально он любил еще меньше.
========== Часть 20 ==========
— Матрас или любопытство — вот в чем вопрос, — сказал Баки, когда они вернулись в свою разгромленную комнату. — Спать охота — сил нет. Да и поесть бы не помешало. И игрушки посмотреть.
— Давай отложим, я позвоню Тони.
— Неа. Не люблю все эти топоры, занесенные над головой. Люблю все выяснить и только потом спать. А так как спать я теперь буду рядом с тобой…
Стив усмехнулся и поцеловал его.
— Давай примем душ и закажем поесть?
— Боюсь, если ты пойдешь в душ со мной, до «поесть» может не дойти. Не глумись над убогими, Роджерс, уйди куда-нибудь, пока я еще в состоянии держать руки где-то еще, кроме твоей задницы.
— Тогда я на кухню, посмотрю, что там есть. Ты сам справишься?
— Господи, ты наседка, что ли? Конечно, я справлюсь. Вряд ли это сложнее, чем сворачивать шеи или чем там я теперь зарабатываю на жизнь.
— Мы спасаем мир.
— Ага. Верю. Так что там с едой?
— Иду, — Стив еще раз поцеловал его и ушел на общую кухню, пытаясь подавить какой-то совсем уж собственнический инстинкт, приказывающий ему вернуться и самому вымыть Баки, чтобы убедиться, что с ним ничего не случится: ни нового приступа, ни внезапного переключения в боевой режим, ни просто депрессии. К последним новый Баки был не склонен, а вот Баки довоенного образца впадал в меланхолию каждый раз, как ему отказывала очередная красивая девчонка. Или же были другие причины, к которым Стив был слеп, глух и нем. Черт бы побрал его черствость и неумение разбираться в отношениях с людьми. Да у него и отношений-то ни с кем не было, кроме Баки. У него никогда, по сути, никого кроме него и не было. И двадцать первый век этого не изменил.
В холодильнике нашлось сырое мясо на стейки и овощи. Стив решил, что стейк-то он не испортит, тем более, Баки раньше любил мясо хорошо прожаренным. Говорил, что они не так часто могут себе позволить стейк, чтобы есть его сырым, как какие-то дикари.
Когда толсто нарезанные куски мяса уже томились на сковороде, а овощи были нарезаны в глубокую желтую миску из толстой керамики, на кухне появилась Наташа.
— Эй, Кэп, — позвала она, прижавшись туго обтянутым джинсой бедром к барной стойке. — Помощь нужна?
— Заправь салат, пожалуйста.
Наташа молча взяла масло, соль, специи и оттеснила его от миски.
— Вообще-то я о другом.
— Я знаю. Спасибо, но я справлюсь сам.
— Мы справимся, — поправил его Баки от двери. На нем была футболка с надписью «Невинность» и спортивные штаны. Обувью он пренебрег, а мокрые волосы стянул в низкий хвост. — Прости, не знал, где чьи вещи, а потому надел, что нашел. Хотя эта футболка вряд ли твоя.
— Она как раз его, — подала голос Наташа. — Подарок Клинта.
— Роджерс потерял невинность, когда Клинта на свете не было, если, конечно, этому шутнику не стукнуло девяносто, — ухмыльнулся Баки.
Глаза у Наташи хищно сверкнули при виде порозовевшей шеи стоящего к ней спиной Стива.
— Я знала, — улыбнулась она, — что кто-нибудь все-таки не стал ждать милости от природы и взял все в свои руки.
— Я не хочу это обсуждать, — сказал Стив, снимая стейки с огня и раскладывая по тарелкам.
— И никогда не хотел, — кивнул Баки, садясь за стол, — парни у костра на привале вечно трепались о женщинах, а наш бравый командир отмалчивался, считая, что не вправе говорить о даме в таком ключе.
— Я и сейчас так считаю. Ешь.
— Ну, я не дама, так что можешь не беречь мою честь, — ухмыльнулся Баки. — Отличный стейк, прожаренный, как я люблю.
— Я помню. И тебя я тоже не собираюсь ни с кем обсуждать.
— Я тебя тоже, мелкий. Мэм, вы…
— Я только салат, — сказала Наташа, — и не мэмкай, Барнс, умоляю, у меня от этого слова мурашки по коже.
— И как теперь обращаются к красивым дамочкам? Эй, детка?
— У Барнса, которого я знала, слово «детка» имело пренебрежительный оттенок. Так что давай Наташа или Романов и на «ты», идет?
— Идет, — легко согласился Баки. — Ты тоже можешь звать меня Баки. Только не Джеймсом, у меня от этого имени зубы сводит. С детства ненавижу.
— Ты… никогда не говорил, — ответила Наташа. — К тебе многие тут так обращаются.
— Значит, — после секундного раздумья сказал Баки, — в моей жизни случилось дерь… кхм, что-то серьезнее детской травмы, и это перестало иметь значение.
— Видимо, — безо всякого выражения повторила Наташа. — Хорошо, Баки. Надеюсь, ты потом не придушишь меня за это. Когда все вспомнишь.