Константа

В его голосе почти нет эмоций, он спокоен и ровен. Как и сам Аркаша, вновь открывший глаза и, немного склонив голову, посмотревший на свой бокал. А за грудиной дерет. От этой отрешенности, от понимания, что нужно пережить, чтобы суметь говорить об этом отрешенно. Да и пережить ли?… Там, в том кабинете, когда Кир перехватил его… нет, это не пережито. Задавлено, но не пережито. И его еще более ровные последующие слова тому подтверждение:

— Когда я разбился, Костолом в больнице, прежде чем ударить моего брата, не ответившего ему на вопрос, почему я без водителя, сказал, что я вожу хуево. — Улыбка поганая. Не потому что мерзкая, потому что ему было погано. Бокал поднесен к губам, но снова отставлен. — А у Кира, сидящего на корточках в метре от машины, пальцы тряслись, пока он курил и смотрел, как меня из тачки вырезали. Я знаю его больше десяти лет, последние пять видимся фактически ежедневно и многое бывало…но я впервые видел, что он курит. Зеля увел его из палаты, когда приехал Костолом. У Кира снова начало потряхивать руки, как только тот порог переступил.

Пальцы тряслись и у Кости в джете. Как и у меня трясется все внутри сейчас. На мгновение с силой сдавила ладонью глаза, пытаясь унять душащие слезы и тоже залпом выпила алкоголь.

Я знаю, почему на кухню никто не заходил. Вернее, предполагаю. Я видела, как плакала Таша, когда Ахмад Муратович разговаривал с Костей, видела, что было в ее глазах, когда она укладывала кронпринца к себе на колени в машине. Я видела помертвевшую Лизу, когда она смотрела на кровь Кира и тогда, в больнице это ее страшная от внутренней боли улыбка, когда она заняла кронпринцев, прежде чем мы ушли. И посмотрела на них у порога.

А Маришка… «когда у него руки отсохнут»… «операционная бригада не впервые в деле»…

Это страшно — узреть, насколько человека могут ненавидеть. И ощущать тоже самое…

Тост без слов, тихий звон стекла, глотки алкоголя и почему успокоительная тишина. Еще немного времени и тихий стук во входную дверь. Шелест быстрых шагов Маришки, щелчок замка и ее:

— Здравствуйте, дядь Кость.

— Привет, Маришка. Куда крестницу мою спрятала? — улыбка в его мягком голосе.

— Спит она.

— Вот сурок, как не приеду, все время дрыхнет. Тогда держи, — шуршание пакетов, — как проснется, нарядишь и пришлешь мне фото и видеоотчет. Как сессию сдала?

— Спасибо, — в ее голосе тоже улыбка, снова шуршание пакетов, — так только будет же сессия. Сдам.

— Без троек?

— Без.

— Молодец какая, на красный все же идешь?

— Пытаюсь. Вы голодны?

— Нет, но от кофе не отказался бы. Где пострадавший?

— Да в гостиной. Над ним девочки кружат, он пользуется вовсю. Султаном мечтает стать.

— Видать, сотряс. — Фыркнул Костя и Маришка тихо рассмеялась.

— Папа приехал, — невесело усмехнулся Аркаша, прикрывая глаза, но я успела заметить

Он действительно им как отец. Приехал к нему домой, поднялся беспрепятственно, без звонков охраны комплекса, консьержа, без звонка в домофон, это о многом говорит. Крестнице одежду взял и я даже не удивлюсь, что размер верный. Спрашивает как дела у жены Аркаши, зная, где как учится. И она соответствующе на него реагирует, обращается на вы и с уважением. Костолом, сука, ну это же так просто все…

Неразличимые реплики в гостиной, негромкий смех и он направился на кухню. Успел переодеться. На руке, под тканью джемпера угадывается повязка. Взгляд на меня, отрицательно поведшей подбородком — все в порядке; и едва заметный склон головой в сторону кронпринца, не поднимающего на него взгляда — а вот здесь внутри ад, Кость, пожалуйста, помоги ему…

Костя сел напротив Аркаши. Притянул к себе его бокал, молча допил. Аркаша был слегка бледен, со второй попытки поднял взгляд и, посмотрев ему в глаза, произнес:

— Если ты меня… отстранишь, я пойму. Я с этим согласен.

Костя долго смотрел в лицо Аркаши. Вздохнул, прикрыв глаза на мгновение, и встал с кресла. Чтобы обойти стол и кратким скупым движением развернуть к себе стул с Аркашей.

И присесть перед ним на корточки.

Положив предплечье правой руки на его колено, а второе сжав пальцами. Долгая полная тишина, когда просто взгляд глаза в глаза и Аркаша едва слышно произнес то, что согнало ватную слабость в теле и сказало, что нужно очень тихо удалиться:

— У Костолома начиналось так же. Потеря самоконтроля и никаких мыслей о последствиях.

— Ты здоров. — Такой же очень тихий голос, но твердость в нем непоколебимая. Так же как в пальцах сжавших его колено, во взгляде светло-карих глаз. — В том кабинете не один ты его убить хотел, несмотря на последствия.

Я уже достигла порога, но глаз зацепил, как Костя поднимается с корточек, потянув за локоть на себя Аркашу. Прижимая его к себе, пока тот опускал голову, пряча влагу с ресниц в темной ткани на плече Кости.

Глава 12

Вернулись домой далеко за полночь.

Стакан скотча и никотин на двоих в молчании. Душ, смена его набрякшей кровью повязки почти в молчании. Он не хотел сейчас разговаривать, я не хотела его трогать. Ментально.

Постель и ночная тишина.