Константин. Балтийский ястреб

— Во всем остальном разберешься на месте, ибо там виднее, чем из Петербурга, — повторил я настойчиво. — Если будет самомалейшая нужда, которую не решишь на месте, пиши мне! Если генералы с интендантами глупость или, упаси господь, измену затеют, тоже пиши! Не будет времени ждать ответа, действуй сам и помни, случись что, я твоя защита перед государем!

— Сделаешь?

— Жизни не пожалею!

— Тогда с Богом!

[1] На самом деле ход большинства первых канонерок не превышал восьми с половиной узлов. Причиной был недобор мощности наскоро изготовленных паровых машин. Но это станет ясно только после испытаний. С другой стороны, для тех времен и это весьма приличная скорость.

[2] Римский пунш бывает и горячим, и холодным. Рецепт: 2 чашки лимонада, сок из 2 апельсинов, 8 унций шампанского, 8 унций рома. Смешать в чаше для пунша.

Глава 15

Февраль 1854 года не баловал оттепелями. С утра зарядила метель, да такая, что завьюжила, замела сугробами все кругом. Но только улеглось ненастье и прояснело, да так, что полуденное солнце начало ощутимо пригревать даже сквозь казенные серые шинели, горнист подал сигнал построения экипажам канонерок для начала занятий.

— А морозно, братцы! — почти радостно воскликнул разбитной матрос с очень подходящей ему фамилией Воробьев. — В эдакую погодку хороший хозяин собаку на улицу не выгонит!

— Ништо, сейчас чугуна потягаешь, враз согреешься, ишшо на пар изойдешь с этакого вёдра, — мрачно посулил артиллерийский квартирмейстер Семен Ермаков, происходивший, судя по говору, из архангелогородцев.

Крепкий, с густыми бакенбардами, закрывающими без малого все лицо бурым долгим мехом, а сейчас враз покрывшимся изморозью от горячего дыхания, он частенько вызывал священный трепет у новобранцев, но на самом деле был человеком хоть и строгим, но справедливым.

— Ну так тебе, медведь ты поморский, солнышко глянет, уже жарко! — негромко, но так, чтобы все слышали, пробурчал Воробьев.

— Ха-ха-ха, — дружно рассмеялись сослуживцы, но тут же заткнулись под строгим взглядом своего унтера.

— Семен Васильевич, — с явным почтением или даже подобострастием спросил у начальника молодой моряк, переведенный за какую-то провинность из вестовых. — А правда ли, что их превосходительство адмирала Литке от службы отставили?

Ермаков в ответ смерил бывшего халдея недовольным взглядом. С одной стороны, он не без оснований считал себя человеком осведомленным, и ему было лестно, что подчиненные разделяют это мнение. С другой, Сахаров — так звали любопытного, почему-то изрядно его раздражал. Было в нем что-то отталкивающее с точки зрения старого служаки. То ли слащавое выражение на лоснящемся лице, то ли смутные слухи, что из вестовых его погнали не просто так, а чуть ли не за кражу… даже идеально чистая и подогнанная форма и та иной раз бесила!

— Чиста правда, — нехотя выдавил из себя унтер, заметив, что вопрос интересен и остальным. — Его амператорское высочество Константин Николаевич так распорядилси!

— А за что?

— Мне почему знать? За дело, небось! — хмыкнул обычно не слишком многословный квартирмейстер, но потом оживился и добавил подробностей. — Он, значится, когда гневен, завсегда стекла на глаза оденет и буровит скрозь них, да так, что, кажись, душу вон вышибет. А потом, ка-ак гаркнет: «Смирна! В отставку церемониальным шагом арш»!

— Ох и здоров же ты заливать, Василич! — усмехнулся в свои роскошные бакенбарды старый матрос с серьгой в ухе.

Другой бы за подобную неучтивость давно схлопотал бы от унтера по уху, но отслуживший добрые двадцать лет Антипов пользовался среди нижних чинов непререкаемым авторитетом.

— Вот те крест!

— Все одно, брешешь! Тебя там не было…

— Меня нет, а вот крестник мой Ваньша Рогов, нынче при великом князе состоящий, сам все видал и мне про то рассказал за штофом беленькой. Мы с има и отцом евоным — кумом моим, Ондреем, в аккурат на прошлое воскресенье перед самой сырной неделей, стало быть, крепко его новую службу и звание обмывали.

— После штофа чего не сочинишь, — продолжил упираться против весомых аргументов вредный Воробьев, но уже без прежнего задора, видать, и его доказательства, озвученные Ермаковым, почти убедили.

Шутливую перепалку прервал зычный голос командира. Занятия с новыми тяжелыми пушками вел лично их разработчик полковник Николай Андреевич Баумгарт. Одним из его требований было обучение артиллерийскому делу всего экипажа, а не только канониров, как это было заведено ранее. Логика была простая. Если с расчетом что-то случится, маленький корабль останется беззащитным, а этого допустить никак нельзя! Поначалу многими офицерами это нововведение было встречено в штыки. Но после того, как реформатора поддержал генерал-адмирал, возражения тут же прекратились.

Инженер-артиллерист входил во все подробности, требовал от матросов полной слаженности и понимания «своего маневра», особо уделяя внимание наводчикам, от которых зависело очень многое.