Константин. Балтийский ястреб

Новомодный телеграф исправно выполнил свои обязанности и мгновенно разослал горячие новости по всей Европе. Как выяснилось немного позднее, написанные участниками пресс-марафона статьи произвели эффект разорвавшейся бомбы. Причем не только у нас, но и за рубежом. Хотя, правильнее будет сказать, сначала за рубежом! Дело в том, что все материалы подобного рода сначала попадали на стол Нессельроде, и он приказал изъять все, что могло обидеть «просвещенных мореплавателей».

Тут уж взбеленился я и, не совсем разобравшись, хотел устроить головомойку цензору, пока не узнал, что его фамилия Тютчев…

— Федор Иванович, ну как так-то?

— Простите, ваше императорское высочество, — развел руками пятидесятилетний поэт, вынужденный служить, чтобы прокормить довольно-таки обширную семью. — Я человек подневольный!

— Значит так, — вздохнул я. — Передать всем, кому это по службе положено, что текст статей и заметок согласован и утвержден лично мной, а потому никаким правкам и запрещениям подвергнут быть не может. И если какая-нибудь сволочь посмеет в этом усомниться, пусть придет за разъяснениями ко мне. У нас тут как раз кочегаров нехватка. Вот пусть и послужат на благо отечества руками, раз мозгами не получается…

— Хорошо сказано, — не смог удержаться от смеха чиновник, но тут же посерьезнел. — Но ведь иных эдак не укротить, — и показал пальцем наверх, явно намекая на канцлера.

— Дай срок, Федор Иванович, дай срок…

В общем, несмотря на мое вмешательство, первой о нашей победе начала трубить та самая Ростокская газетенка, с которой сотрудничал вечно пьяный Шварцкопф. Затем его статью перепечатала большая часть германской прессы. Причем, как консервативного, так и либерального толка. Первым понравилось, что победу одержал природный аристократ, вторым импонировала моя показная демократичность и приверженность прогрессу.

Оттуда сведения просочились сначала в Швецию и Данию, потом пришел черед Голландии с Бельгией, пока, наконец, поднятая волна не докатилась до берегов Сены и Туманного Альбиона. В парламенте грянул гром. Оппозиция требовала отдать Нейпира под суд. Французы, ничуть не стесняясь, глумились над своим союзником так, что потребовалось вмешательство Наполеона III, потребовавшего от своих газетчиков сбавить тон.

В России победа также вызвала всплеск патриотизма. Молодые люди бросали учебу и записывались на военную службу. Дамы и барышни из благородных семейств устраивали благотворительные вечера для сбора средств. Лотошники вовсю торговали картинками с изображением наших канонерок, захваченного у англичан фрегата, и, конечно же, портретом великого князя. То есть меня.

А война тем временем продолжалась. Не решившись связываться с Кронштадтом, Нейпир, не дожидаясь соединения с эскадрой Персиваля Дюшена, принялся разорять берега Финляндии, и новости об их «успехах» в Улеоборге и Брагестадте тут же вышли на первые страницы европейских газет.

Глава 23

Спешный отход британской эскадры от Кронштадта был многими воспринят как проявление малодушия. В том числе и английскими офицерами. Никто из них, в том числе и сам командующий, в тот момент даже не догадывался, что этот поспешный уход спас их от практически неминуемого разгрома. Напротив, многие не просто тихо роптали, но даже в открытую обвиняли своего адмирала в трусости, старческой немощи и даже измене. Впрочем, до открытого бунта дело пока не дошло.

Зато в Лондоне, особенно после получения известий из Европы, разразилась самая настоящая буря! Газетчики, не стесняясь, поливали заслуженного флотоводца помоями, крикуны в Гайд-парке требовали отдать его под суд и повесить. Того же мнения придерживались многие и в парламенте.

Узнай сэр Чарльз о развернутой против него кампании, он, вероятно, подал бы в отставку, но пока что командующему было не до того. Прекрасно понимая шаткость своего положения и цену неудачи, он решил дождаться союзников и обещанной ему морской пехоты, чтобы, увеличив свои силы, иметь возможность реабилитироваться.

А чтобы подчиненные ему люди не сидели без дела и не злословили на счет своего адмирала, он решил направить их энергию в более привычное для английского моряка русло. Иными словами, отправить их разорять и грабить практически беззащитное финское побережье. Нельзя сказать, что они не делали этого раньше. Первые налеты на финские порты случились еще в апреле. Но тогда британцы хотя бы пытались вести себя цивилизованно. То есть захватывали и уничтожали только казенное имущество, по возможности щадя при этом местных обывателей, их дома и промыслы. Без эксцессов, разумеется, не обходилось, но нельзя не признать, что в целом все проходило более или менее пристойно.