Она села на землю. Я сел рядом с ней. Польтрон подошел ко мне близко и смотрел пристально на меня желтыми глазами.
- Зачем вы взяли собаку? - сказала гостья.
- Как же? - ответил я. - Он же, Польтрон, охотник. Убьешь вальдшнепа, не найдешь без него.
Она сидит на мху прямо и неподвижно смотрит на меня.
- Вы таинственный человек.
Слышу: кра… кра… ци…ци - тянет вальдшнеп.
Вскочив, я выстрелил. Вальдшнеп упал прямо к ногам моей гостьи. Она вскрикнула.
Вдруг внизу, в лесу, раздался невероятный, чудовищный крик…
- Что это, медведь?… - вскрикивает она и в ужасе хватает меня за руку.
- Не знаю, - говорю я, - не знаю… Что-то странное…
Слышу - к нам бегут мои гости.
- Что это такое? - напуганно говорят они. - Смотрите, собака не лает…
Возвратясь домой, мои знакомые долго говорили потом о страшном и непонятном зверином крике.
Да я и сам до сих пор не знаю, что это был за крик. Говорили, что это орал лось, другие, что барсук - тоже кричит весной… А охотник Герасим, крестьянин - мой приятель, хитро улыбаясь, сказал:
- Это тебя волк стращал… Не будешь больше с чужой барынькой на тягу-то ходить…
Приехал ко мне в деревню приятель с женой. Пара была статная. Вася - великан, сажень в плечах, здоровенный. Она - тоже большого роста, красивая, румяная. Темные глаза, ровные жемчужные зубы и большой, какой-то положительный рот. Говорила немного нараспев и вкрадчиво. Была у нее дочь от первого брака, тоже большая и тоже положительная, хорошо училась и занималась живописью.
За обедом супруга спросила, что стуят в деревне яйца и творог. Я не знал.
- Ну вы все такой же, в облаках живете. А куры почем?
- Три рубля, - ответил я.
- Три рубля курица! Ну вот. А ты говоришь - деревня. В деревне все дороже.
- Да ведь это он нарочно, - вмешалась моя сестра, - разве это можно, чтобы три рубля? Зря болтает.
- Нет, не нарочно. Сама помню. Жили мы в Листвянах на даче, Вася курицу захотел к обеду. Я послала. Так тоже говорили - два или три рубля.
- Что же, - поинтересовался я, - купили?
- Нет… Вы подумайте. Принесла баба курицу - худющую. «Сколько?» - спрашиваю. «Два рубля». Я и говорю: «Ты в бога веруешь?» А она в ответ: «Я, - говорит, - вам не бога продаю, а курицу». Повернулась и ушла. Подумайте! Нет, жить в деревне нипочем не стану.
Обед продолжался.
Посмотрев на мужа, она опять спросила:
- Ложки серебряные?
- А что? - удивился я.
- Не стала бы держать серебряных в деревне.
- Как же не стала бы, - вмешался муж, - да ведь у нас на даче тоже серебряные?
- На даче другое, - ответила супруга не без строгости и губы сложила бантиком. - Дача все же не деревня, там почище. Здесь все глаза пялят, и прислуга тоже скажет «серебро». Не очень-то хорошо.
Подали клубнику. Супруга не унималась.
- Своя?
Она посмотрела на мужа.
- Стоит ягоды собирать! Столько хлопот! В Москве прямо с лотка, и заботы нет.
Так, в милых и положительных разговорах, прошел обед.
Чай пить мы пошли ко мне в мастерскую. Там на мольбертах стояли мои недоконченные картины.
Глядя на картины, она опять спросила:
- А вот рамки, я думаю, тоже дорого стоят?
- Дорого, - согласился я.
- А без рамок кто же купит? И повесить-то некуда.
За чаем разговор шел о том, сколько сахару кладется в варенье и что в Москве варенья готового сколько угодно и дешевле.
Потом мы отправились с Васей на реку ловить рыбу. В лодке на чудесной реке Нерли, у леса, как-то сразу стало хорошо и вольно. Цветные поплавки весело прыгали на светлой и ровной поверхности воды. Вечерело. Камыши и кусты ольхи ярко отражались у берегов. Насвистывала иволга. Когда поплавки окунались, мы вытаскивали горбатых окуней, золотых язей.
На бугре показалась жена.
- Что, ловится? - издали спросила она.
В это время Вася вытащил окуня.
- Ах, прелесть, они вкусны, как сахар, - радовалась супруга. - А я по грибы пойду. Вот нашла подосиновик. Хоть и не едят их в Москве.
- Ушла, - сказал Вася и, вынув из кармана бутылку, разом выпил половину.
- Хочешь? - предложил он мне.
- Что ты этак коньяк пьешь? - заметил я.
- Нельзя, брат, только этим лекарством и спасаюсь… Смотри-ка. Это у меня повело.
Он вытащил большую рыбу. В сачке лежал крупный лещ и хлопал хвостом. Рыба в сажалку, повешенную в лодке, влезть не могла.
- Пущу-ка его, пусть себе плавает, - вздохнул Вася. - Пусть живет, а то его сейчас живым жарить станут. Я этого, признаюсь, терпеть не могу. Пускай другие жарят… Она-то ведь женщина, а это, страсть, любит… Будет обсасывать косточки и приговаривать: «Кушай! Ах, они как сахар!»
Вася опять глотнул коньяку и охмелел. Пойманную рыбу он всю выпустил в реку, оставил только сонную и стал купаться. Отплыл от берега, окунулся и, высунув из воды голову, сказал:
- Знаешь, ведь она, жена моя, тебя терпеть не может.
- Да что ты? Почему?
- А вот, конечно, главное: что ты не богат. Второе - живешь в деревне, художник. Все это, взятое вместе, ей не по вкусу. Будь ты фабрикант, помещик, инженер, адвокат, известный доктор, а то - художник. Это же, брат, ерунда.
- Позволь, - возразил я. - Ведь и ты архитектор.