Константин Райкин и Театр «Сатирикон»

«Оглянитесь вокруг себя: какая умная девушка задумается выйти замуж за богатого – даже старика или урода? Какая мать усомнится выдать дочь таким образом, даже против воли ее, считая слезы своей дочери за глупость, за ребячество и благодаря Бога, что он послал ее Машеньке или Аннушке такое счастье. Каждая мать наперед уверена, что дочь после будет благодарить ее»^[38].

После этих слов большой сатириконовский зал обычно аплодировал, ощущая волнующую актуальность темы. Но этим же монологом в наши дни можно передать мысли какого-нибудь руководителя театра. Например, так:

«Оглянитесь вокруг себя: кто из руководителей театра всерьез усомнится в том, что артистов надо «поженить» на гарантированной кассовой выручке? Кто хоть на секунду задержится перед выбором из двух пьес, если в одной из них засветится лишь призрак стопроцентной продажи мест? Пусть даже против воли артистов, вдруг страстно захотевших «глубины» и «высокого искусства» в ущерб кассе, ибо их слезы будут временной глупостью и ребячеством, а уж потом они точно будут благодарить руководителя за то, что «женаты» на кассе!»

Райкин принадлежит к тем руководителям, кто очень даже может усомниться в необходимости подобной «женитьбы» в своем доме. Это вовсе не означает, что К. А. Райкин не привержен идеологии успеха. Успех для Райкина – категория духовной жизни и судьбы. Райкин из тех, кто не стесняется употреблять слово «духовность» и даже записывает его в своих аудиообращениях к зрителям перед спектаклями.

Однажды в разговоре речь шла об актере, покинувшем театр ради карьеры телеведущего, которая сулила много денег и поклонников. Райкин тогда сказал (цитирую по памяти): «Переделать себя из театрального актера в телеведущего – то же самое, что всю жизнь мечтать стать космонавтом, а в итоге пойти работать лифтером: лифты тоже ходят вверх!» Итак, «высота» для актера бывает разной – космос или верхний этаж дома. Кому-то нужна ракета, а кто-то удовлетворяется лифтом, пусть даже в пентхаусе.

Разумеется, в космос есть путь и из деревенской избы, и из пентхауса. Главное в том, какова интенция и качество творческой жизни: с этой точки зрения дороги в космос и пентхаус не совпадают. Неудивительно, что рядом с Райкиным в театре удерживаются только те, кто помнит о несовпадении этих дорог.

Райкину дороже всего процесс творчества, жизненный путь человека, связанный с непрерывным поиском и совершенствованием. Если этот путь не лжив и глубок, если в нем есть неспящее внимание, пытливость, волнение и неуспокоенность, а еще если он отмечен судьбой, то успех обязательно будет. Райкин мыслит не «промежуточными финишами» на пробеге жизни с секундомерами, таблицами рейтингов и призами; его занимает целостная биография, длящийся путь без остановок. С юными студентами и опытными актерами он более всего говорит о живых процессах игры; не любит, когда артисты на сцене «результируют» (его слово), разбивая непрерывность жизни на отдельные «демонстрации» и притягивая тем самым аплодисменты.

И снова есть повод говорить о «семейном сходстве» между Райкиными отцом и сыном. Аркадий Райкин и Константин Райкин – артисты, столь различные по амплуа и жанровым предпочтениям, но одинаково остро чувствующие актуальность темы и образа, покоряющиеся большому, настоящему искусству, одинаково решительные в своих художественных начинаниях и – главное – сопоставимые друг с другом по той судьбоносной роли, которая им принадлежит в строительстве современного театра. Их важнейшее сходство в том, что оба они – прирожденные театральные лидеры; оба относятся к категории творцов и строителей: не «игроки», не «предприниматели», не «скандалисты» или «авангардисты», а именно «строители», «творцы» – и это в них главное. Представителей этой категории становится в наше время все меньше.

Оглядываясь назад, на рубеж 1988 года, когда во главе театра встал Константин Райкин, в разное время замечали разное. В начале 1990-х больше думали о необратимых переменах и невозвратности Театра миниатюр. В начале 2000-х больше отмечали заслуженную, безусловную творческую победу нового театра – нового «Сатирикона». Если пробежать быстрым взглядом двадцатилетний период до 2007 года, меня гораздо больше занимает мысль о «семейном сходстве» отца и сына Райкиных, о том, что театр зажил большой историей, большим масштабом, так что перемены на пути его движения выглядят необходимыми, целесообразными и исполненными смысла – как шаги в поступательном движении с могучим размахом и далекой целью. Резкая перемена 1988 года, как оказалось, открыла новые грани преемственности: не в этом ли заключена ирония истории?

Приложение Репертуар «Сатирикона»: 1983-2015