Константин. Вторжение

— Краткое же описание с перечислением участвовавших в бою кораблей я уже лично отправил.

— Кстати, о донесениях, — подал голос сидевший с кислой физиономией Меншиков. — Я тоже желал поздравить его величество с победой, но…

— Это мой приказ! С вчерашнего дня, ни одна телеграмма не будет отправлена без моей визы. Это касается абсолютно всех и никаких исключений быть не может!

— Но это неслыханно! — возмутился князь. — По чину генерал-адъютанта я имею право личного доклада государю!

— Нет ничего проще! Поезжайте в Петербург и припадите, так сказать, к стопам! Заодно не забудьте сообщить, в чем причина задержки при строительстве укреплений? Почему шанцевый инструмент, на который, к слову сказать, из казны были выделены немалые средства, таинственным образом исчез, а новый пришлось везти аж из Одессы?

Ответом мне было красноречивой молчание. Желание старого царедворца примазаться к чужой славе понятно, но не выйдет. По крайней мере, не в этот раз!

— Раз уж речь зашла о наградах, — продолжил я. — Давайте не забывать о нижних чинах, вынесших на своих плечах всю тяжесть сражения, коих мы не просто можем, но и обязаны наградить своей властью.

— Да что там толковать-с, — пожал плечами Нахимов. — Послать на каждый отличившийся корабль по десятку крестов, да и будет с них. Нет, если ваше императорское высочество находит нужным проявить щедрость, можно и увеличить количество наград…

— В корне не согласен, ни с подобным обычаем, ни с отношением, — неожиданно для всех присутствующих возразил я. — Всякий экипаж состоит из большого количества матросов, это верно. Однако же вклад у всех разный. Одни отличились более, другие менее. Что же хорошего в том, если слепой жребий принесет удачу первому попавшемуся, вместо того, чтобы отметить достойного? Именно поэтому, я настаиваю на подробном описании боя, с тем, чтобы можно было выявить действительно отличившихся и примерно их наградить.

— Дело это, несомненно, благое-с, — осторожно возразил Корнилов. — Но в горячке боя, многое может забыться.

— Так для этого и нужно опросить господ офицеров. Им по должности положено знать свой личный состав, понимать кто на что годен и видеть, кто и как ведет себя в бою. Так ведь?

— Разумеется, — сделав отсутствующее лицо, кивнул адмирал, очевидно, не имевший ни малейших иллюзий на счет своих подчиненных.

— Ну, взять хоть выстрел, сбивший на «Трафальгаре» мачту. Неужели нельзя выяснить автора столь эффектного попадания и отметить его?

— Да чего там выяснять, — усмехнулся в бакенбарды командир «Ягудиила» капитан первого ранга Кислинский. — Это мой канонир Петр Кошка!

— Кто? — удивился я, услышав знакомую с детства фамилию

— Фамилия такая, Кошка…

— Слышал о нем, — кивнул Нахимов. — Отличный матрос и стрелок весьма исправный-с!

— Ну вот, один кандидат в георгиевские кавалеры уже есть. И надо не просто наградить, а объявить за что по эскадре. Пусть нижние чины видят, что их знают, о них заботятся. Чтобы Кошка или любой другой матрос, мог носить награду с гордостью, ибо заслужил ее лично, а не получил по жребию! Кстати, помимо креста передайте ему от моего имени десять рублей. Заслужил!

— Как будет угодно вашему императорскому высочеству! — почтительно, но без особого энтузиазма в голосе, ответил Кислинский.

— Ладно, об этом еще будет время потолковать. А теперь займемся иными вопросами. Вот, господа, один из вчерашних трофеев, — предъявил морякам одну из захваченных у пленных егерей винтовок. — Извольте видеть, нарезной штуцер системы полковника Тувенена образца 1842 года. Заряжается так же быстро, как гладкоствольные ружья, прицельная дальность 1200 шагов. Мы с такими уже сталкивались на Балтике. Весьма неприятная для нашей линейной пехоты вещь.

— И много ли добычи?

— Да не так чтобы. Пока найдено и доставлено 273 винтовки. Уж больно паниковали господа французы. Много оружия в море покидали…

— А может их казаки растащили?

— Такой вариант тоже нельзя исключать. Донцы славятся своей хозяйственностью, — под всеобщие смешки заметил я.

— Ваше императорское высочество, позвольте задать вопрос? — подал голос, помалкивавший до сих пор Новосильский.

— Изволь, Федор Михайлович, только бога ради без чинов.

— Прошу прощения, Константин Николаевич, привычка-с. Но я все же хотел бы знать, с какой целью вы показываете нам эти ружья?

— Для наглядности. Видите ли, в чем дело, господа. Несмотря на все наши успехи, нет никаких сомнений, что противник сумеет высадиться на наш берег. Причем, большими силами. Да-да, Александр Сергеевич, значительно превосходящими все, что вы сумели сосредоточить в Севастополе!

Услышав это, сидевший после моих слов о запрете сообщений с видом оскорбленной невинности Меншиков просто пожал плечами. В возможность того, что союзники смогут перебросить более сорока тысяч солдат, он просто не верил. И считал, что имея под рукой, примерно тридцать пять тысяч штыков и сабель, не считая местных гарнизонов, сможет контролировать ситуацию.