По мнению Коковцова, и в том и в другом случае война с Германией неизбежна, и потому он ставит вопрос: «Желательна ли война с Германией и может ли Россия на нее идти?» Сазонов отвечает: война с Германией нежелательна, а может ли Россия в настоящее время воевать с Германией — он «не считает себя призванным» разрешить этот вопрос.
Призванные решить этот вопрос военный министр и начальник Генерального штаба категорически заявляют «о полной готовности России к единоборству с Германией, не говоря уже о столкновении один на один с Австрией; однако такое единоборство едва ли вероятно, а дело придется иметь со всем Тройственным союзом».
Тем не менее Коковцов считает желательным воздержаться от занятия Трапезонда и других «непосредственных способов принуждения», ввиду их трудности и рискованности. Сазонов предложил прекратить «подвоз в Малую Азию через Трапезондский порт»; Григорович — «предварительно» занять Синоп. Коковцов снова указал, что это вызовет вмешательство Германии. Здесь Сазонов возразил: «он допускает возможность невмешательства Германии», учитывая, разумеется,
Коковцов, «считая в настоящее время войну величайшим бедствием для России, высказывается в смысле крайней нежелательности вовлечения России в европейское столкновение, к каковому мнению присоединяются и остальные члены совещания».
«Что же делать в случае неудачи переговоров?» — с недоумением спрашивает Сазонов.
Коковцов снова предлагает финансовый бойкот, несмотря на то что, и по его мнению, «материальный ущерб может охладить самые пылкие патриотические стремления французов», вследствие чего успех этого средства весьма сомнителен. Но он готов пойти, для избежания войны, на обязательство возместить французам из русской казны убытки от прекращения Турцией платежей по купонам… Совещание решило: «1) продолжать настояния в Берлине, но согласиться на общую инспекцию германского генерала над турецкой армией, 2) переговоры вести до выяснения их полной неуспешности, 3) вслед за тем надлежит перейти к намеченным мерам воздействия вне Берлина, в согласии с Францией и Англией, 4) в случае необеспеченности активного участия как Франции, так и Англии в совместных с Россией действиях не представляется возможным прибегнуть к способам давления, могущим повлечь войну с Германией»[94].
Таким образом, вопрос о «готовности» получил освещение довольно противоречивое: с одной стороны, к «единоборству» готовы, с другой стороны — без участия Англии в лучшем случае из этого единоборства — и даже при участии Франции — ничего не выйдет, а в худшем — Англии же придется спасать своих друзей, чтобы от них что-нибудь осталось для нее на случай надобности; наконец, участие в европейской войне было бы величайшим бедствием для России. Основной вопрос Сазонова остался без положительного ответа — вопрос о том, что во Франции и Англии может укрепиться «опасное убеждение, что Россия готова на какие угодно уступки ради сохранения мира», и тогда Россия «в конце концов осталась бы фактически в полном политическом одиночестве, ибо едва ли нам пришлось бы особенно рассчитывать и на Францию, которая и без того склонна жертвовать общими политическими интересами в пользу выгодных финансовых сделок», между тем как берлинский кабинет как будто уже «рассчитывает столковаться за наш счет с Англией»… Трудно было яснее указать, что перед русским правительством встала грозная альтернатива: либо дать своим союзникам доказательство готовности идти на войну, либо свернуть флаг и покориться усмотрению своих друзей и противников, которые не замедлят в этом случае между собою сговориться за счет российского великодержавия.