Между тем конфликт из-за миссии Лимана был 16 января официально ликвидирован: Лиман получил старший чин по германской армии и на этом основании был возведен в звание фельдмаршала османской армии и в должность главного инспектора турецких войск, без прямого подчинения ему каких-либо воинских частей.
8/21 января Гулькевич, поверенный в делах в Константинополе, телеграфировал, что «отказ Лимана от командования корпусом считается здесь весьма крупным успехом, впечатление коего рискует быть значительно ослабленным, в случае неудачи новых наших настояний» (в частности, по поводу командования дивизией в Скутари); Николай II положил резолюцию: «Пока нам следует приостановиться от дальнейших настояний — дать немцам передышку» (Царское Село, 9 января 1914 г.)[105].
Бенкендорф уже 12 января (н. ст.) сообщил, что Никольсон выразил надежду, что Россия «удовольствуется этим моральным удовлетворением»[106]. С другой стороны, «то, что ген. Лиман фон Сандерс 10 января 1914 г. был снят с командования и назначен главным инспектором армии и военных школ Турции, было принято в Германии как вынужденная уступчивость, как поражение в соревновании держав, которое вскрыло противоречия и обострило прежнюю натянутость отношений»[107]. Через несколько дней становится известным из сообщения российского поверенного в делах в Константинополе, что германское правительство, рассчитывая на реализацию турецкого займа во Франции, предложило Турции купить два линейных корабля «Мольтке» и знаменитый впоследствии «Гебен». Сообщая об этом, Делькассе энергично советует помешать реализации займа и новому увеличению турецких морских сил, могущих быть направленными в первую очередь против Греции, а затем и против России[108].
Если французский посол в Вене еще 16 декабря 1913 г. мог писать, что «ощущение, что народы движутся к полям сражений, толкаемые непреоборимой силой, возрастает день ото дня»[109], то теперь, весною 1914 г., ощущалась уже потребность дать открытый исход обуревавшим правящие круги во всей Европе воинственным чувствам.
Март месяц ознаменовался газетной войной в Германии и России. Германская печать под знаменем борьбы против планов России — практическое следствие секретнейших особых совещаний — подняла кампанию против русского императора. Сухомлинов ответил на это пресловутой статьей «Биржевых ведомостей», формула которой («Россия готова к войне») для нас теперь вполне понятна: это был в равной мере воинственный выкрик в сторону Германии и Австрии, как и нетерпеливо и долго жданный ответ друзьям в Париже[110]. Именно в это время — в середине марта н. ст. — стало известным, что Австро-Венгрия вмешалась в переговоры между Сербией и Грецией с Салониках, заявив, что она не допустит больших прав в пользу Сербии в этом порту, чем те, которыми располагает она сама. Неуверенность в прочности Бухарестского трактата была столь велика, что 24 апреля Думерг, в присутствии трех свидетелей, допрашивал Грэя (во время пребывания последнего в Париже), правда ли, что английское правительство сочувствует пересмотру этого трактата[111]. 27 мая французский посланник в Белграде сообщает, что, в связи с восстанием в Албании, Австрия принимает
IV. Англо-франко-русский единый фронт против Турции
Между тем царскому правительству, вслед за формальной ликвидацией конфликта из-за миссии Лимана, удалось одержать несомненную дипломатическую победу над Турцией по армянскому вопросу.