Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том I

Недоставало только вывода: с точки зрения «исторических задач», «национальных вожделений», «заветов» и проч, участие России в общеевропейской войне бесцельно и бессмысленно. Однако военные люди сделали не этот вывод, а другой: так как мы (генералы) вам (дипломатам) в этой беде помочь ничем не можем, то найти выход из положения должны вы сами. Жилинский, впрочем, считает, что Константинополь и Проливы сами свалятся, как спелые плоды с дерева, которое все равно с какой стороны трясти: успешная борьба на западной границе решит благоприятно «вопрос о Проливах», то есть крест на Святой Софии водрузится в Вене и в Берлине. Данилов, однако, предвидит некоторую трудность этой операции в таком виде и потому прямо заявляет: «Обеспечение Константинополя от захвата третьими державами должно составить особую задачу нашей политики».

Здесь журнал особого совещания не регистрирует никакого выступления со стороны дипломатов; очевидно, они молча размышляли. Слово взял капитан Немитц, начальник второй (черноморской) оперативной части морского Генштаба: «Вполне признавая правильность тезиса, что надо быть сильным на главном театре против главного противника, жертвуя для этого второстепенными задачами, он присоединился бы к выводам генерал-лейтенанта Данилова, если бы на пути к Проливам и Константинополю мы действительно имели бы того же главного противника, как на Западном фронте, то есть германскую и австрийскую армии, после чего, диктуя свою волю в Берлине и Вене, мы получили бы Проливы. Но в действительности положение представляется, по мнению морского ген. штаба, в ином виде. На пути к Проливам мы имеем серьезных противников в лице не только Германии или Австрии. Как бы ни были успешны наши действия на Западном фронте, они не дадут нам Проливов и Константинополя. Их могут занять чужие флоты и армии, пока будет происходить борьба на нашей западной границе. Капитан Немитц считает поэтому, что мы должны именно одновременно с операциями на Западном фронте занять военной силой Константинополь и Проливы, дабы создать к моменту мирных переговоров совершившийся факт нашего завладения ими. Только в таком случае Европа согласится на разрешение вопроса о Проливах на тех условиях, на которых нам это необходимо. Если из состава теперешней нашей армии нельзя выделить для этой задачи необходимого количества войск, то, по мнению капитана Немитца, надлежит сформировать специально для этой цели три новых корпуса. Такая новая жертва на вооружения не может быть признана не по силам России, если этим должно быть обеспечено достижение исторических наших задач».

«Мысль создать новые корпуса для константинопольской операции, — отвечает начальник военного Генштаба, — не является ныне осуществимой». И так как получающаяся в итоге всей этой дискуссии бессмыслица, в конце концов, становится слишком очевидной, то Жилинский берет слово для того, чтобы спасти положение — тем же способом, как пытался спасти его «приведенный к молчанию» Гире, то есть путем фантастических предположений. Начинает он с того, что Проливы имеют слишком огромное значение для всякого русского человека и что, если наступит опасность перехода Проливов «из-под турецкой власти в чужие руки», мы не сможем отказаться от их захвата и, следовательно, тотчас отправим в Константинополь десантную армию. Но так как это выходит слишком уж «по-русски» — отправим, хотя это «невозможно и недопустимо», — то надо это сделать допустимым и возможным посредством каких-либо утешительных предположений. Пренебрегши обещанной Гирсом «анархией в Константинополе», Жилинский прельщается гипотезой — «война на Проливах за Константинополь может предшествовать столкновению на нашем Западном фронте». Высказавши эту оптимистическую мысль, он ею увлекается: «По мнению начальника ген. штаба, очень вероятно, что это так и произойдет».

Сазонов легко мог, в свою очередь, разбить оптимизм Жилинского, поделившись с ним своим опытом последних лет, не оставлявшим ни малейшего сомнения, что ни английское, ни даже французское правительство не допустит такой увертюры к общей свалке; в лучшем случае предоставят Россию собственной участи и, во всяком случае, обрекут царскую дипломатию на новое и пагубное для династии отступление. Диспозиция европейской войны была составлена, и в ней — в особенности в части, касавшейся роли и положения России, — не допускались никакие изменения. Война, начатая Россией из-за Проливов, — не та война, которая нужна хотя бы с точки зрения вовлечения в нее народных масс Англии, Франции и возможных союзников на Балканском полуострове. С другой стороны, если бы эта война локализовалась или же русская военная партия успела бы действительно добиться ощутительных результатов до столкновения на Западном фронте, было бы довольно трудно рассчитывать на сохранение ее воинственного пыла и на ту «верность союзникам», которую подогревали в течение трех лет «векселя» на Проливы и на Константинополь…