Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том I

С этого момента определился поворот в парижских настроениях: 19 марта ⁄ 1 апреля 1909 г. Нелидов уведомлял Извольского, что французское общественное мнение «благодарно Вам» (Извольскому) за жертву, избавившую Европу от войны, но французское министерство иностранных дел неприятно поражено тем, что русское правительство не обусловило этой жертвы согласием других держав и не настаивало на англо-франко-русских требованиях в пользу Сербии. Германия и Австрия празднуют легкую победу. «Вследствие этого общественное мнение Франции, а также и Англии, требует дальнейшего сближения между Россией, Францией и Англией, сообща действовавших уже в австро-сербском конфликте», — с целью «планомерного развития сил» и «восстановления политического равновесия, нарушенного в пользу Германии и Австрии». От России требуется восстановление ее военных сил, тогда Германии и Австрии будет прегражден общими силами держав Антанты путь к Средиземному морю и к австрийскому преобладанию на Балканах. 19 марта ⁄ 1 апреля русский посол в Париже писал Извольскому еще определеннее: во французскую прессу проникли резкие обвинения французского правительства в том, что оно своим поведением заставило Россию капитулировать перед Германией и Австрией; французский посол в Берлине Жюль Камбон обратил внимание Пишона на то, что решительность Германии и Австрии объясняется их уверенностью не только в слабости России, но и в том, что Англия и Франция, в случае войны, не выступили бы на ее защиту; Камбон требовал военной демонстрации, которая убедила бы Германию и Австрию в противном; кроме того, он протестовал против заявления одного из английских министров, что из-за Сербии Англия воевать не намерена. Действительно, если из Франции уже сделаны распоряжения о военных передвижениях на восточной границе и о приготовлениях к мобилизации, то в Лондоне этому «очень рады» и, в свою очередь, согласились с Парижем о сосредоточении англофранцузской эскадры у о. Мальты, помимо других специальных мер британского адмиралтейства. «Но в то же время, — пишет российский посол в Париже, — телеграфные агентства оповестили всю Европу о тайном заседании Совета министров в Царском Селе, в котором министр финансов, торговли и военный указали, что Россия не в состоянии воевать». Это публичное доказательство нашего полного бессилия произвело на наших друзей подавляющее впечатление. Парижский и лондонский кабинеты вывели отсюда заключение, что Россия, Франция и Англия должны более чем когда-либо сблизиться и одновременно усиленно вооружаться, чтобы убедить противника в своей способности добиться уважения к себе и к своим требованиям. «Только таким путем, — заключает посол, — возможно восстановить нарушенное в пользу Тройственного союза европейское равновесие, и только таким путем Россия может вернуть себе временно утраченное ее влияние на балканские государства; наконец, только таким путем Россия сможет осуществить свою великую, предуказанную провидением историческую миссию!»

Русская дипломатия в это время переходила уже на новые рельсы: к систематической подготовке лиги балканских государств. «Поражение Извольского» и триумф Эренталя повлекли за собой столь энергичное сотрудничество англо-франко-русской дипломатии, что политика русского министра иностранных дел, не имевшая «точки опоры» в самой России, получила ее в Париже и в Лондоне. В октябре 1909 г. состоялось русско-итальянское соглашение при свидании Николая II и Виктора-Эммануила и их министров, Извольского и Титтони[7], в Раккониджи. Итальянский империализм, требовавший «компенсаций» для себя во время боснийского кризиса, готовился к нападению на турецкие владения в Северной Африке: он заручился ранее доброжелательным нейтралитетом Франции и Англии, теперь он стремился заручиться особым соглашением и с Петербургом. Это соглашение и состоялось в Раккониджи: русское правительство предоставляло Италии свободу действий против Турции в Северной Африке, итальянское же обязалось благожелательствовать русским интересам в вопросе о Проливах (п. 5 соглашения). В то же время началась тайная работа по организации союза балканских государств, перед которыми открывалась, таким образом, возможность «компенсаций» за австрийскую аннексию — также в турецких областях. Начатая еще при Извольском, работа эта продолжается с особенной энергией при Сазонове. В отношении Сербии беспокоиться было нечего: все расчеты и надежды руководителей ее внешней политики опирались на помощь России, Франции и Англии. Почти три года энергичных усилий русской дипломатии понадобилось для того, чтобы Болгария согласилась принять участие в этой новой комбинации. Лишь 30 марта 1912 г. Сазонов мог наконец сообщить послам в Париже и в Лондоне, что болгаро-сербский союзный договор заключен и что таким образом Россия обеспечена от распространения влияния какой-либо иной великой державы на Балканах. Значение этого договора лучше всего было охарактеризовано Пуанкаре, когда он в Петербурге ознакомился с его содержанием, словами: «rinstrument de la guerre».