Константинополь и Проливы. Борьба Российской империи за столицу Турции, владение Босфором и Дарданеллами в Первой мировой войне. Том I

Австро-венгерский посол в Константинополе Паллавичини неосторожно сказал Чарыкову, что «венский кабинет уже высказал свое принципиальное согласие на свободное прохождение русских военных судов через Проливы (в 1908 г.)», но затем Эренталь заявил русскому послу в Вене, что Паллавичини высказал свой личный взгляд, он же, Эренталь, «готов дружественно обсудить этот вопрос, хотя и не считает себя связанным обещаниями 1908 г.», а 10 ноября того же 1911 года австро-венгерский посол в Петербурге сообщил, что его правительство признает «специальные интересы» России в Проливах, но при этом оговорил необходимость найти формулу, обеспечивающую Австрию от нападения русского флота.

Официальный ответ турецкого правительства русскому послу 8 декабря гласил: «Османское правительство, в согласии с договорами, заключенными до 1871 г. и подтвержденными Берлинским конгрессом, не может допустить исключительное прохождение русского флота через Проливы во время мира, как и во время войны, и объявляет, что все права на Проливы принадлежат исключительно османской нации и ее суверену для защиты неприкосновенности [османской] территории».

Неловкость положения Сазонов мог смягчить лишь заявлением, сделанным им в тот же день сотруднику Temps, что русское правительство не предпринимало никаких официальных выступлений по вопросу о Проливах, что переговоры Чарыкова с турецким министром иностранных дел имели теоретический и частный характер и что Чарыков вышел за пределы данных ему инструкций.

Таким образом, русское правительство, пытаясь добиться изменения положения в Проливах при помощи Австрии (Бухлау), потерпело поражение; пытаясь опереться на Париж и Лондон, но не оплатив авансом их поддержки в этом вопросе, потерпело второе поражение и, наконец, пытаясь опереться на балканские государства и использовать посредничество между ними и Турцией, потерпело третье по счету поражение. «Рычаг» неизменно скользил и срывался в вопросе о Проливах. Но он работал превосходно там, где дело шло о создании общей антантофильской ориентации, и в первую очередь при создании балканской «конфедерации». Здесь единственным условием успеха было то, чтобы направить острие этого «военного инструмента» если не исключительно, то, во всяком случае, главнейшим образом против Австро-Венгрии, а следовательно, и союзной с ней Германии. Этому условию отвечал неизменный отказ Петербурга продолжить австро-русское соглашение 1897 г.[10]или заключить новый договор, который гарантировал бы Австро-Венгрию от угрозы сформирования балканской лиги. «Первым триумфом русской политики, — писал совершенно справедливо с австрийской точки зрения граф Андраши, — было то, что ей удалось создать под русским протекторатом балканский союз — в первую очередь против Турции, во вторую, когда понадобится, против нас. Этот балканский союз был полнейшим поражением нашей политики; он вытеснял нас с Балкан»[11].

Дезавуирование, а затем и уход Чарыкова не могли исчерпать вопроса. 23 ноября 1911 г. Италия объявила о своем намерении блокировать Дарданеллы, а в апреле 1912 г. Проливы были фактически закрыты Турцией[12]. Петербургская дипломатия потребовала в Париже и в Лондоне содействия для открытия Проливов. Завязалась очень оживленная переписка, но результатом ее было французское предложение созвать конференцию для ликвидации итало-турецкой войны. Раньше, чем оно осуществилось, Турция открыла вновь Проливы и заключила мир с Италией. В этой переписке особый интерес представляет письмо Извольского Сазонову 26 апреля ⁄ 9 мая 1912 г., в котором первый пишет, что Пуанкаре, между прочим, заметил: «Если русская точка зрения на обязанность Турции держать и в мирное, и военное время Проливы открытыми для торговых судов возобладает, то это приведет в конце концов к формальной нейтрализации Проливов, тем более что это отвечает общей тенденции современного международного права, — обстоятельство это мы, по его мнению, должны иметь в виду, чтобы впоследствии не впасть в противоречие с нашими собственными политическими интересами и стремлениями»[13].

II. Кризис 1912–1913 гг

Между тем балканский военный механизм пришел в движение, и русской дипломатии пришлось пожать первые плоды своего первого триумфа; под аккомпанемент восторженных приветствий в Вене и в Берлине победоносные болгарские войска двинулись на чаталджинские позиции — последнюю линию укреплений на пути к Константинополю. Официозная венская печать призывала Болгарию идти до конца, утверждая, что никто не может помешать ей занять Константинополь и что «общественное мнение Австро-Венгрии желает болгарам символа полной победы над турками: занятия их войсками Константинополя». Берлинская пресса также приветствовала предстоящее вступление Фердинанда в храм Св. Софии; по словам профессора Шимана, «немцы были больше болгарами, чем сами болгары». В то же время Радко-Дмитриев послан был в Петербург для обреченных на полный неуспех переговоров с русским правительством о константинопольских возможностях.