Константинопольская и Русская Церкви в период великих потрясений (1910-е – 1950-е гг.)

В 1904 г. главным образом усилиями настоятеля русской афонской келлии свт. Иоанна Златоуста иеросхимонаха Кирилла (в миру Капитона Илларионовича Абрамова, 1845–1915) была открыта трехгодичная церковно-приходская школа в ближайшей к Сан-Стефано греческой деревне Галатария, в нее принимали молодых людей 13–22 лет, умеющих читать и писать по-русски. Первоначально создание этой школы поддержали четыре большие русские келлии Афона (свт. Иоанна Златоуста, Пресвятой Троицы, Воздвижения Креста Господня, свт. Николая Чудотворца), но затем из-за финансовых трудностей три из них отказались. Лишь отец Кирилл, ставший также игуменом Высоко-Дечанской Лавры в Сербии, продолжал содержать школу. Недостающие средства стал выделять Священный Синод Российской Православной Церкви. Преподавание в школе велось на русском языке, учащиеся также изучали церковнославянский язык и русский распев; в 1908 г. в ней училось 15 человек (в основном греков)[509].

К 1908 г. в Сан-Стефано также были открыты двухгодичные курсы для молодых послушников (иноков). По мнению некоторых исследователей истории Афона, к мысли о необходимости создания монашеской школы в Константинополе иеросхимонаха Кирилла привело его активное участие в возрождении Высоко-Дечанской Лавры. Школа должна была готовить богословски грамотных монахов и молодых пастырей, которые могли бы быть миссионерами на сербской земле. На устройство и содержание этих курсов русские святогорцы затратили 16 193 рубля[510].

Хор, составленный из учеников церковно-приходской школы в Галатарии, пел за богослужениями в Георгиевском храме. Накануне Первой мировой войны, в 1913–1914 гг., в этой школе преподавал член причта Никольской церкви при Российском посольстве в Константинополе протоиерей Николай Васильевич Остроумов (устроитель русской церкви в итальянском городе Сан-Ремо). Около храма имелось небольшое кладбище, где хоронили российских дипломатов и умерших в Константинополе русских паломников. В 1910 г. вокруг здания был разбит большой сад. При храме жили смотритель, сторож и садовник.

До лета 1914 г. о подчиненном Санкт-Петербургскому митрополиту Георгиевском храме-памятнике заботилась особая комиссия из служащих Российского посольства. Вскоре после вступления Османской империи в Первую мировую войну против России турки, считавшие русский мемориал напоминанием о своем военном позоре, закрыли храм-памятник и уничтожили его. 14 ноября 1914 г. он был демонстративно взорван на глазах у многочисленной толпы, разрушение церкви запечатлели в кинохронике. По некоторым данным, утварь и иконы из храма предварительно были убраны и переданы русским монахам. Тогда же закрыли и церковно-приходскую школу при храме. На месте уничтоженной Георгиевской церкви была размещена турецкая воинскую часть[511].

Турки также заняли домик настоятеля около Сан-Стефана, а затем и здание церковно-приходской школы в Галатарии, в которой находился образ Божией Матери, подаренный архимандриту Ионе (Вуколову) на Афоне. Сначала в здании жили турецкие офицеры-авиаторы, не трогавшие остававшиеся в школе предметы. Однако затем там поселился еще один турецкий офицер, который, увидев образ, снял его со стены и начал глумиться над ним, а затем публично расколол его на щепки, несмотря на просьбы местных греков отдать им святыню, и сжег остатки иконы в мангале. В тот же день этот офицер погиб во время полета на своем аэроплане, буквально сгорев вместе с ним. Жена погибшего с детьми пришла к грекам и попросила у них прощения за мужа. «Они ответили, что прощают, а Бог уже рассудил своим праведным судом». Это историю, со слов свидетелей, после окончания войны архимандрит Иона рассказал насельнику Константинопольского подворья Свято-Пантелеимоновского монастыря монаху Митрофану (Крашенинникову)[512].

Также следует отметить, что в Константинополе с 1894 г. существовал активно занимавшийся церковной археологией Русский археологический институт – единственное российское научное гуманитарное учреждение за границей до Октябрьской революции 1917 г. Он был закрыт турецкими властями 16 октября 1914 г., а богатейшие коллекции института и его обширный архив удалось частично вывезти в Россию, в том числе в середине 1920-х гг.