Константинопольская и Русская Церкви в период великих потрясений (1910-е – 1950-е гг.)

24 октября 1891 г. в московской Афонской часовне святого великомученика Пантелеимона мать Митрофания сообщила следующее повествование об этой святой иконе: «Мне в настоящее время 70 лет от роду; я Тверской губернии. Когда я была еще 10 лет от роду, отец мой однажды велел мне у продавца икон взять икону из возу, которая и будет мне в благословение; по приказанию родителя я и вынула сию икону, Владимирской Божией Матери, и неотлучно держала оную при себе. Ризу на нее я сделала, бывши уже в монастыре. В 1879 г. я возымела желание поклониться Гробу Господню и другой Святыне в Иерусалиме и взяла и икону с собою; на подворье в Константинополе иеромонах упросил меня оставить сию св. икону во вновь устроенном их храме, в виду того, что икон еще не было; я и оставила. Возвращаясь из Иерусалима в Россию, я не взяла с собою сию св. икону, и 9 лет о ней тосковала. После, когда я вновь поехала на Синай и в другие св. места, то возвращаясь в Россию, взяла и икону с собой; но только что выехали в море, как поднялась буря; меня в Одессе в таможне вывели без чувств. А когда явилась я в свой монастырь, то у меня нос заболел: на самом кончике образовались какие-то сухие коросты, которые отпадавши, снова вырастали. Сестры стали гнушаться мною; в трапезу запретили ходить, в церкви отходили от меня. Видя сие пренебрежение, у меня явилась тоска; я плакала. Обратилась я к доктору Василию Ивановичу Кузьмину; лечилась в его лечебнице и заплатила ему 75 рублей в месяц; но он ничего мне не помог. Я обратилась к доктору Екатерининской больницы Веретинину, который и лечил меня около месяца; денег не брал, но не помог ничего. Доктор же Зирченинов, осмотрев, положительно сказал мне и Игумении, что все лицо сгниет и с тем придется помереть и что никакие лечения не помогут. От сих слов сделалось мне дурно, я упала без памяти. Хотя помощи от лекарств не было, но я все-таки мазала нос мазями и выходила на улицу, завязавшись. Вечером на праздник Успения Божией Матери я пошла в Успенский Собор помолиться и горько там плакала; вдруг подходит ко мне женщина, в скромном одеянии, и спрашивает строго: “Вы мать Митрофания” Я отвечала: “Я”. – “Вы это из Константинополя икону взяли”. Я, испугавшись, сказала: “Я”. В это время по телу пошли мурашки, и прошиб пот. А женщина та сказала: “Я тебе строго говорю: отправь икону обратно в Константинополь”. Женщина была среднего роста, лет 50. У меня мелькнула мысль: не прозорливая ли эта женщина; и так как я молилась Царице Небесной об избавлении от болезни, то со слезами и обратилась к ней с вопросом: “Не знаете ли, Матушка, чем мне нос излечить?” Но она вновь сказала: “Я тебе строго говорю, – отправь икону на старое место и выздоровеешь”». Потом она куда-то скрылась; я не могла найти ее. Во время разговора я говорила ей: “Матушка, зайдите ко мне!” А она мне сказала: “Вас знаю – зайду”. Но и до сих пор не приходит. После сего я порешила отослать св. икону; пришедши домой, сняла икону и горько заплакала: жалко было св. иконы, что она не удостаивает быть у меня. Старица моя, м. Леонида призвала диакона и велела сделать новую серебреную ризу и киот и так отнесли в Афонскую часовню Св. Вмч. Пантелеимона, откуда и отправили в Константинополь. Когда была заказана риза на Божию Матерь, то на другой же день нос у меня выздоровел, и по сие время я здорова. В Соборе с женщиной была девочка, по-видимому, лет пяти, которая говорила также мне: “Смотри, не забудь, что тебе наказывают”!»[518]

Прожив длинную жизнь, монахиня Митрофания больше никогда не болела, а чтимая верующими Владимирская икона Божией Матери до настоящего времени хранится в Пантелеимоновской церкви Константинополя. Другой святыней храма был и остается специально написанный для него в 1898 г. в Свято-Пантелеимоновском монастыре на Афоне чудотворный образ святого великомученика Пантелеимона. В 1890–1892 гг. была проведена реконструкция церковного зала.

На подворье постоянно проживало несколько иноков, посланных на константинопольское послушание монастырем: они совершали богослужения, помогали паломникам, вели подворское хозяйство, поддерживали связи с Константинопольской Патриархией и османскими властями. Богомольцы из России находили на подворье все необходимое для них: ежедневные богослужения на церковно-славянском языке, организацию посещений святых мест Константинополя, жилье и пропитание, оформление различного рода документов и помощь в устройстве дальнейшей поездке на Афон или в Иерусалим. За проживание на подворье никакой обязательной платы не взималось, принимались лишь добровольные пожертвования.