Константинов крест [сборник]

Схитрил лейтенант Арташов. Потому что все аргументы, приведенные им в пользу маршрута на Льгов, были полуправдой. Истинная же, невысказанная правда заключалась в том, что в пяти километрах от Льгова находилась деревенька Руслое, где проживала Машина мать, у которой гостили они вдвоем в сороковом. В июне сорок первого, сдав курсовые экзамены, Маша вновь уехала на месяц в Руслое. В Питер она не вернулась. И если мать осталась под немцами, Арташов рассчитывал от нее узнать о судьбе пропавшей невесты.

За двухдневный марш-бросок группа, старательно обходившая шоссейные дороги и населенные пункты, совершенно вымоталась. Люди нуждались в отдыхе.

Арташова догнал новичок — Сашка Беляев.

— Отдышаться бы чуток, товарищ лейтенант, — прохрипел он. — Километров сто с гаком, считай, напетляли. Коснись заваруха, у Рябенького ноги не побегут.

В самом деле, третий — коренастый сержант Рябенький — едва поспевал за остальными. Взять его в глубокий рейд было ошибкой Арташова. Незаменимый в ближнем бою, коротконогий Рябенький быстро уставал. И теперь всё ощутимее становился обузой.

Арташов оглядел измотанных людей. Достал карту.

— На четыре километра вас еще хватит?

Сашка и Рябенький обнадеженно переглянулись.

— Тогда идем в деревню Руслое, — Арташов внутренне ликовал — его тонкий расчет сработал. — Я там бывал до войны. Живет знакомая старуха. У нее и отдышимся.

Он почувствовал невысказанное колебание подчиненных.

— Тихая, заброшенная деревушка. По сути, хутор. Ни немцев, ни полицаев там быть по определению не может. До утра оклемаемся и уходим на задание. Вопросы? Ответы на мои вопросы?.. Тронулись.

Но через полчаса в сумерках, на проселочной дороге, разведчики заприметили одинокую «эмку». Должно быть, что-то сломалось, потому что водитель копался под капотом. На заднем сидении разглядели пассажира в офицерской фуражке. Шофера Рябенький убил, даже не дав разогнуться, — коротким ударом ножа. После этого пожилой интендантский полковник, задыхаясь от паники, выложил всё, что знал: какие боеприпасы и продовольствие в какие части надлежит доставить в первую очередь. Несложный анализ услышанного позволял легко определить, когда и на каком участке фронта готовится первый удар. У Арташова аж дух заняло, — нежданно-негаданно в руки им легко упала стратегическая информация, добыть которую считалось за высшую, невиданную удачу. Закончив рассказ, полковник, жадно глотая воздух, достал портмоне, неловкими пальцами выудил из него семейную фотографию и с мольбой протянул Арташову. Не в силах видеть слезящиеся его глаза, Арташов кивнул Рябенькому и отошел.

Ему было искренне жаль больного старика. Обреченного на смерть, потому что провести добытого «языка» десятки километров по вражеским тылам было нереально. Задача изначально ставилась иначе — добыть, выпотрошить и уничтожить.

Заколотого астматика вместе с шофером оставили заваленными ветками в придорожных кустах в стороне от сброшенной в овраг «эмки».

Арташов заколебался. До захвата вражеского полковника маршрут на Руслое выглядел военной целесообразностью. Но теперь, груженные важнейшими, сверхсрочными сведениями, они обязаны были немедленно уходить подальше от рокового места, — ясно, что исчезнувшего полковника станут искать, и очень быстро обнаружат машину и тела. После чего начнется прочесывание. Будто он мог уйти, даже не попытавшись узнать о судьбе любимой.

И Арташов, подавляя сомнения, повел группу в прежнем направлении. Всё прибавлял и прибавлял шагу, заставляя задыхаться подчиненных и успокаивая себя тем, что в запасе достаточно времени. Только узнать что-нибудь о Маше и тут же уйти.

— Товарищ лейтенант… — осторожно напомнил о себе Рябенький. — Как бы нам это самое…

— Ничего, — перебил, стараясь выглядеть уверенно, Арташов. — Сейчас главное — маневр. Искать будут по прямой. А мы по дуге. Так что, подтянись, славяне!

Он прибавил ходу, ощущая себя последней сволочью.

Лесистая дорога к Руслому густо поросла по обочинам лопухами и подорожником. Сюда, похоже, и впрямь редко заглядывали, — на прибитой дождем пыли выделялся единственный след тележной колеи. Деревню они увидели на рассвете, с пригорка, выйдя на край березовой рощи. В узенькой, зажатой меж рощей и вялой речкой долине среди парящего тумана проглядывал десяток деревенских крыш. Из труб трех из них шел дымок, — деревня пробуждалась.

Арташов поднес к глазам бинокль, волнение его усилилось, — одна из «оживших» крыш принадлежала Машиной матери. Во дворе различил он телегу и привязанную подле колодца чалую лошадку, — очевидно, именно эта единственная телега и проложила обнаруженную на пустынной дороге колею. Возле остальных домов не было ни движения, ни голосов, — всё вымерло. Патриархальная тишина не нарушалась даже собачьим брёхом. Будто и не было рядом войны.

Арташов поднялся.

— Я спущусь на полчаса, — объявил он подчиненным. — Услышите шум, стрельбу, немедленно уходите. Главное, донести до наших полученные сведения.

Он пресек возражения и начал спуск с холма, быстро погружаясь в туманное молоко.