Констанция. Книга шестая

– А, вы заметили? Да, я специально так сделал. Кучер все еще выглядел расстроенным и никакие уговоры Жакоба, даже золотой луидор, не успокаивали его.

– И все-таки, мне не следовало ехать, – тяжело вздохнув, сказал он, – ведь у этого человека был билет. Сейчас он наверняка подаст на меня жалобу, и тогда я потеряю работу.

– Этого не может быть. Во-первых, у него не было билета с самого начала, а во-вторых, он не станет жаловаться. А почему он должен жаловаться на вас?

Речь о Николя Ретифе де ля Бретоне шла и внутом дилижанса. Пассажиры сидели в карете на двух широких сиденьях лицом друг к другу. Мистер Томас Пенн устроился рядом с двумя дамами в шляпках, покрытых дорожной вуалью. Господин де Ванделль и его спутник сидели напротив. Его соседом был пожилой, хорошо одетый господин довольно желчного вида, который брезгливо поджав губы, смотрел на шумные толпы горожан и солдат.

– По правде говоря, мистер Пенн, – сказал господин де Ванделль, – я представлял себе известного писателя Николя Ретиф де ля Бретона совсем по-другому.

Американец усмехнулся.

– Интересно, каким же вы его себе представляли? Господин де Ванделль неопределенно пожал плечами.

– Ну, не знаю… Мне казалось, что у него будут хорошие манеры, что он будет прилично одет.

– О чем вы говорите, – недовольно пробурчал господин с желчным лицом, – это же фавн, настоящий фавн. Вы читали, что он пишет о нравах парижского дна? Я сразу же понял, что этот Ретиф де ля Бретон ничем не отличается от тех, кого описывает.

Мистер Пенн развел руками.

– Было бы странным ожидать от него изысканных манер, но вы, похоже, ничего не читали, кроме его «Парижских заметок».

В карете было довольно душно, и сидевшая рядом с американцем дама достала веер и начала торопливо обмахиваться.

– Благодарю вас, мадам, – на ходу заметил мистер Пенн, продолжив, – господин Ретиф де ля Бретон – один из лучших современных писателей Франции. Его перу принадлежит более сотни работ, и это только крупные произведения – эссе и романы, я уж не говорю о сотнях памфлетах и статей.

– Вот-вот, – подхватил господин де Ванделль, – я тоже был убежден в том, что человек, написавший много достойных произведений, будет выглядеть по-другому.

Желчный господин презрительно фыркнул и отвернулся.

– Но то, что он описал в своих «Парижских ночах», просто омерзительно, – буркнул он. Мистер Пенн рассмеялся.

– Что ж, значит, таков Париж…

Констанция не вступала в разговор, с тревогой глядя на отряды национальной гвардии, которые заполняли парижские улицы. Судя по всему, в городе поднялась тревога. Констанции были известны причины такого необычного возбуждения, но ей не хотелось привлекать излишнее внимание спутников, а потому она предпочитала молча смотреть в. окно.

Дама, сидевшая напротив Констанции у окна, также вступила в разговор, касающийся Ретифа де ля Бретона.

– Я читала несколько его произведений, в том числе и «Парижские ночи». Не могу сказать, чтобы он стеснялся в выражениях.

– Да, у него такой стиль, – подтвердил господин Пенн. – Я считаю, что ничего нового тут нет. Он склонен видеть в деяниях человека проявление природных наклонностей, а природа, как известно, всегда права.

– Он всегда с симпатией пишет о нищих, проститутках, пьяницах и бродягах. Мне это не нравится, – продолжила дама, – однако, вы правы, у него, действительно, есть собственный стиль.

– А ведь когда Ретиф де ля Бретон начинал писать, он специально копировал стиль Дидро и Бомарше, так было легче пробиться к читателю.

– Да, может быть, я и не читал его философские эссе, – снова вступил в разговор пожилой желчный господин, – но в «Парижских ночах» столько непристойных подробностей и скабрезностей, что иногда просто

оторопь берет. По-моему, такие книги нужно сжигать в общественных местах.

Мистер Пенн язвительно заметил:

– Уж не вместе ли с автором?

Пожилой господин скривился и умолк. Дама с веером, сидевшая рядом с господином Пенном, примирительным тоном сказала:

– Дорогой, не нужно затевать спор. Эти слова были обращены к желчному господин который буркнул:

– А я и не спорю. У меня есть свои глубокие убеждения о том, как нужно относиться к подобным авторам и с меня этого вполне достаточно.

Пожилая дама, судя по всему, жена соседа господина де Ванделля, обратилась к собеседнице, сидевшей напротив Констанции.

– Мадам, а вы читали «Парижские ночи»? Госпожа, одетая во все черное, с черной вуалью на лице торопливо ответила:

– Нет, нет, я только пролистала эту книгу. Приличия не позволяли мне читать ее.

Констанция на мгновение отвлеклась от созерцания переполненных парижских улиц и с улыбкой сказала:

– А я читала.

После того, как изумленные взгляды пассажиров дилижанса обратились к ней, она добавила:

– И с огромным удовольствием.

– Вы читали книги этого господина де Ретифа? – с изумлением произнесла строгая дама в черном.

Сквозь прозрачную белую вуаль была видна улыбка на лице Констанции.