Константы фольклорного сознания в устной народной прозе Урала (XX–XXI вв.)

Трансформация современной сказки любой ее жанровой разновидности связана с наполнением ее бытовыми реалиями. Перед сказочным героем часто стоят прагматические, а не сказочные проблемы. В отличие от архаической, традиционной сказки, где многое предопре делено судьбой, роком в сказке современной часто дается прямое указание на мотивацию героем своего выбора. Финал современной сказки часто имеет реалистическое переосмысление.

Насыщение сказочного хронотопа бытовой стихией происходит не только благодаря характеристикам поступков героев, но и благодаря используемой в текстах лексике. Лексический состав русских сказок, записываемых сегодня на Урале, стал более «прозаическим», бытовым, пестрым.

Как отмечает А. И. Лазарев, «на старом Урале слушание сказок было любимым видом свободного времяпрепровождения. Сказки звучали и во время работы, когда это позволяли условия трудового процесса, например, в «запанях» – при углежжении; при сушке и промывке старательских и других промысловых орудий труда; в литейных и формовочных цехах – когда остывали опоки или, наоборот, когда разогревался металл; в гранильных мастерских, где сказывание сказок и всяких историй, по свидетельству П. П. Бажова, стало чуть ли не профессиональной потребностью. В конце ХХ века сказка выходит из устного бытования. Изредка встречаются мастера этого жанра, которых специалисты знают наперечет. Активно живет лишь одна из форм бытовой сатирической сказки – анекдот» [Лазарев 2000: 491].

Представляется необходимым заострить внимание на судьбе сказки в последние полвека. В 50-е годы собиратели фольклора на Урале могли наблюдать живое бытование сказки, общаясь со сказочниками, чья память сохранила всю полноту сказки, ее устно-поэтическую «терминологию» и колорит. В то время нередки были ситуации, подобные той, что описал уральский филолог-краевед В. П. Тимофеев в книге «Сказки-складки» (Челябинск, 1996): «Изба Захара Афанасьевича была полной горницей людей. <…> на полу, ступить некуда, была навалена ребятня. Кто сидел, кто – лежал. Все слушали долгие сказки». Вместе с тем собиратель уже тогда обратил внимание на непостоянный характер спроса на сказку, а в некоторых случаях даже на ее неуместность: «иногда его просят прийти или приехать порассказывать, а иногда, наоборот, велят не ходить ни куда, где народу много». Позднее, в конце 60-х годов, от прежде знаменитых на всю округу сказителей собиратель мог услышать: «Не-е-т! Мне теперь так не рассказать: забыл…» Причины этого для – носителя фольклора очевидны: «Раньше я часто рассказывал, дети были малые. Да и раньше как? Народ насобирается, я приду, все просят, вот я и начинаю. А теперь что, дома сижу, один вот с Анфисой Васильевной…» Новый ритм жизни сводит к минимуму сами ситуации, в которых могла бы зазвучать сказка: «Раньше жизнь неторопная была: на мельницу уедешь – по неделе в помельной сидишь, зима придет – ночи темные да длинные, вот и сокращается сказкой долгое ожидание».

Обобщая впечатления тех, кто собирал сказку в 60-е годы и особенно в последние десятилетия, можно сделать вывод о невозможности однозначной оценки современного функционирования сказки как жанра устной поэзии. Активная жизнь сказки сегодня – явление не повсеместное, настоящих «профессиональных» сказочников мало, записать «долгую» сказку для фольклористов – удача. Не случайно В. П. Федорова в предисловии к сборнику «У кота-Баюна» (Челябинск, 1992) написала о сказках: «…еще совсем недавно их было много: длинных, занимательных. Теперь рассказываются в основном сказки о животных, птицах, колобке».

В. Е. Гусев, обобщая свои наблюдения в ходе фольклорных экспедиций по Южному Уралу в 1947-50 гг. отмечает, что когда-то в исследуемых районах «большое распространение имели сказки и легенды. Теперь фантастическая сказка перестала быть актуальным, бытующим жанром, хотя представители старого поколения являются хранителями хороших образчиков этого жанра» [Гусев 1953: 23]. Ученый пишет, что число сказочников-мастеров невелико, репертуар их включает наиболее популярные сказки. По его мнению, заслуживают упоминания сказки, записанные от И. Н. Федосова, 1872 г.р. (10 сказок, преимущественно фантастических, некоторые литературного происхождения – О Еруслане Лазаревиче, Бове-Королевиче, о Коньке-Горбунке); от П. А. Ежова, 1878 г.р. (10 волшебных сказок и сказок о животных); от матери и дочери Сырцовых из с. Тюлюк (10 сказок, преимущественно фантастических) и П. М. Таракановой, 1905 г.р. из того же села (пытается создавать новые сказки аллегорического – о Сталине («Сказка о герое и злых многоголовых чудищах») или авантюрного характера – о юном герое в годы Великой Отечественной войны («Мальчик с пальчик»)).