Классовые и политические подходы определяли социальную политику в отношении инвалидов. В этой группе социальные льготы также стали политическим инструментом дискриминации в отношении социально чуждых. Журнал «Социалистическое страхование» писал в 1929 году: «Закон о социальном обеспечении должен быть инструментом рабочего класса; он должен служить интересам пролетариата и быть направлен против наших врагов». Постановление от 25 ноября 1929 года положило начало исключению социально чуждых инвалидов из некоторых льгот. Вакансии, зарезервированные для лиц с ограниченными возможностями, дискриминировали «бывших» людей[614]
.За фасадом социального государства миллионы инвалидов-ветеранов Первой мировой и Гражданской войн жили в тяжелейших условиях. Постановлением правительства от 16 ноября 1918 года им предоставлялась лишь небольшая поддержка – 15 рублей в месяц в 1924 году[615]
. Инвалиды царской армии были исключены из социальной системы, так как Первая мировая война считалась империалистической[616]. В середине 1920-х годов из 634 тысяч раненых и инвалидов-ветеранов лишь 145 тысяч были охвачены социальным обеспечением, из них 21 тысяч проживали в интернатах и 105 тысяч получали пенсию в 1927 году значительно ниже прожиточного минимума. Остальные были брошены на произвол судьбы. В Манифесте 1927 года было объявлено об удвоении социального обеспечения инвалидов войны. Государственная поддержка этой группы, однако, была настолько невелика, что даже двукратный рост (если он был достигнут) был незначительным жестом. Не были выполнены положения закона 1927 года о повышении пенсий до 40 процентов от минимальной заработной платы. Незначительные привилегии для семей военнослужащих Красной армии, такие как налоговые льготы, то и дело не выполнялись на местном уровне.Как сообщал правительству в 1927 году народный комиссар социального обеспечения И. А. Наговицын, общий объем фондов социального обеспечения в Российской Федерации составлял лишь 0,67 процента всего бюджета, во Франции – 11,5 процента, в Германии – 37,7 процента, в Англии – 8,64 процента. В это время на поддержку ветеранов тратилось в общей сложности 45 198 тысяч рублей, а Российская империя в 1913 году – до катастрофических мировой и гражданской войн – тратила более 40 миллионов рублей[617]
.Статьи 119 и 120 Конституции предусматривали отпуск и пенсии для рабочих и служащих, но оставили остальные две трети населения в неопределенности. Попытки государства переложить ответственность за социальное обеспечение на такие общественные организации, как сельские комитеты взаимопомощи (подобно тому, как помощь голодающим в 1921–1922 годах правительство переложило на сельскую общину), были не более чем демагогическими, поскольку у последних не было достаточных ресурсов. Принятый в феврале 1935 года Колхозный устав возлагал на колхозные фонды обязанность по уходу за больными, престарелыми и инвалидами крестьян: «Создать, по решению общего собрания, фонды помощи инвалидам, старикам, временно потерявшим трудоспособность, нуждающимся семьям красноармейцев, на содержание детских яслей и сирот – все это в размере не свыше 2 % валовой продукции»[618]
. Когда в феврале 1935 года на II съезде колхозников-ударников обсуждался декретный отпуск, Сталин лично вмешался и предложил два месяца отпуска с половиной заработка женщины. (Опять же, из колхозных мизерных фондов.)Проблема заключалась в том, что в условиях неэффективности колхозной системы большинство колхозов не могли выделить достаточно средств на эти цели. Особенно летом и осенью 1936 года, в условиях сильной засухи, не только престарелым колхозникам, но и работающим членам колхоза угрожал голод. Председатель Ломоносовского колхоза Северного края Моргун хорошо знал о нехватке местных фондов (см. главу 8) и в своих рекомендациях по конституции сформулировал типичное требование: обеспечить колхозников «централизованными» ресурсами, то есть государственными пособиями[619]
. Поскольку колхозники не видели достаточной поддержки со стороны колхозов или комитетов взаимопомощи[620], они редко упоминали их в дискуссии. Тем не менее, «Правда» печатала похвалы крестьян: «Статья о поддержке стариков и больных радует меня, как пожилого человека». Эти фальшивые публикации могли только сбить читателей с толку и свидетельствовали о весьма незначительной конкретной поддержке, полученной колхозниками: «Когда я вступил в колхоз, однажды я поранился и не мог работать целый месяц. Так колхоз позаботился обо мне, обеспечил питанием и привез врача»[621].