Конституция свободы

2. Безграничное разнообразие человеческой природы – широкий спектр различий в индивидуальных способностях и потенциальных возможностях – это одна из самых характерных черт человеческого рода. В ходе эволюции он приобрел большее внутривидовое разнообразие, чем какие-либо другие виды животных. Однажды было хорошо сказано: «Биология, краеугольным камнем которой является изменчивость, дарует каждому человеку неповторимый набор качеств, наделяющих его достоинством, которым в противном случае он бы не обладал. Каждый новорожденный младенец – это неизвестная величина в том, что касается его потенциальных возможностей, поскольку существуют многие тысячи неизвестных взаимосвязанных генов и генотипов, которые вносят вклад в его формирование. Благодаря сочетанию природных задатков и воспитания новорожденный младенец может стать одним из величайших людей всех времен и народов. В каждом случае у него или у нее есть задатки отличного от других индивида. <…> Если различия не очень важны, то и свобода не очень важна, равно как и идея ценности отдельного индивида»[160]. Автор справедливо добавляет, что распространенная теория единообразия человеческой природы, «которая внешне кажется согласующейся с демократией… современен подорвет самые фундаментальные идеалы свободы и ценности индивида и сделает бессмысленной жизнь, какой мы ее знаем»[161].

В современную эпоху модно приуменьшать значение врожденных различий между людьми и приписывать все существенные различия влиянию среды[162]. При всей важности последнего мы не должны пренебрегать тем фактом, что люди изначально очень разные. Значение индивидуальных различий вряд ли уменьшилось бы, даже если бы люди воспитывались в совершенно одинаковых условиях. Утверждение, что «все люди рождены равными», просто-напросто ложно. Мы можем и дальше использовать эту освященную традицией фразу для выражения идеала, в соответствии с которым ко всем людям следует относиться одинаково с правовой и моральной точек зрения. Но если мы хотим понять, что может или должен означать этот идеал равенства, мы должны, прежде всего, освободиться от веры в фактическое равенство.

Из того, что все люди очень разные, следует, что если обходиться с ними одинаково, результатом неизбежно будет неравенство в их действительном положении[163], а единственный способ поместить всех в одинаковое положение состоит в том, чтобы обходиться с ними по-разному. Вследствие этого равенство перед законом и материальное равенство не только различны, но и противоречат друг другу, так что мы можем достичь либо одного, либо другого, но не того и другого одновременно. Равенство перед законом, которого требует свобода, ведет к материальному неравенству. Наш аргумент заключается в следующем: хотя в тех случаях, когда государству приходится использовать принуждение по другим основаниям, оно должно обходиться с людьми одинаково, желание сделать людей более равными по жизненным условиям не может быть принято в свободном обществе как оправдание для дальнейшего и дискриминационного принуждения.

Мы не возражаем против равенства как такового. Просто дело в том, что требование равенства является главной темой большинства тех, кто жаждет навязать обществу заранее выработанную распределительную модель. Наше возражение направлено против всех попыток навязать обществу преднамеренно выбранную модель распределения независимо от того, стремимся мы к равенству или неравенству. Далее мы увидим, что многие из тех, кто требует большего равенства, на самом деле требуют не равенства, а такого распределения, которое более точно соответствовало бы человеческим представлениям об индивидуальных достоинствах или заслугах, и что их желания столь же несовместимы со свободой, как и более прямые эгалитарные требования.

Если некто возражает против использования принуждения для установления более равного или более справедливого распределения, то это не означает, что он не считает эти цели желательными. Но если мы хотим сохранить свободное общество, то важно понимать, что даже если что-то представляется нам желательным, это не является достаточным оправданием для применения принуждения. Человек может мечтать о сообществе, в котором нет чрезмерного контраста между богатыми и бедными, и приветствовать то, что общий рост богатства, как кажется, ведет к постепенному уменьшению неравенства. Я целиком разделяю эти чувства и безусловно считаю достигнутый в США уровень социального равенства достойным самой высокой оценки.