Консультант

Она впервые сказала мне что-то подобное. Очевидно, я действительно выглядел очень плохо. Либо же она знала что-то, чего не знал я. Я посмотрел в зеркало. Из него на меня уставился мужчина. Самый что ни на есть обычный мужчина с невыразительным лицом, которое забудешь, стоит лишь отвернуться. Мы часто слышим от других, мол: «Что это у тебя сегодня с лицом?» Но в чем тогда заключается определение «нормального лица»? Не знаю. Мое лицо — это лицо убийцы. Наверное, я всегда так и выглядел.

Хоть менеджер и посоветовала лечь спать, заснуть мне не удалось. Я достал бутылку виски, поставил ее на стол и еще раз перечитал предсмертную записку Хён Кён. Я уже не был уверен, что это подделка. Точнее, оснований для такого вывода не имел. Мне не с чем было сравнить ее почерк, но даже если бы и было — я слабо разбирался в этой процедуре. Необходимо проанализировать угол наклона текста, манеру выводить букву «н», ставить точку и рисовать ноль. Но никудышного эксперта вроде меня обмануть несложно. Особенно когда он пьян. То же можно было сказать и о содержании записки. Где-то оно казалось слишком абстрактным, где-то слишком конкретным. Если бы кто-то с работы подслушал наш с ней разговор, то, используя лишь толику воображения, он легко бы создал такой текст. К тому же, насколько мне известно, компания отслеживает каждое действие будущей жертвы. Я решил отложить размышления. Скорее всего, у меня были на это какие-то причины, но сейчас я уже плохо их помню. Воспоминания разлетелись вдребезги, словно битое стекло. То же самое я чувствовал и тогда. Мне казалось, что я упускаю что-то важное, но пока не мог понять, что именно. Битое стекло. Вот что я ощущал в душе.

Я лег на кровать, вздохнул, закрыл глаза. И заплакал. Я плакал навзрыд, словно ребенок. Причин для слез у меня не было. Просто захотелось поплакать. Потом я встал с кровати, включил плиту и сжег предсмертную записку Хён Кён. Престранный поступок, если подумать. Это письмо было единственной уликой, которая могла пролить свет на смерть Хён Кён. Наверное, я слишком сильно напился. Да, вероятно, так и было.

Проснулся я лишь на следующий день после обеда. У кровати сидела Эрин.

— Я сварила тебе рисовую кашу.

Я вскочил. Каждое движение отдавалось болью.

— Как ты сюда попала?

Даже слова отзывались в голове тупой болью.

— Ты не помнишь?

Я сел за стол и закрыл глаза. Ко мне пришло смутное воспоминание о том, как я плакал, положив голову ей на колени.

Я почувствовал, как краснею до кончиков ушей.

— Я тебе позвонил?

— Да, на рассвете.

Она подошла к плите, подняла кастрюлю с кашей и стала умело, но осторожно зачерпывать рис, который уже начал остывать.

— Прости меня. Я вчера, наверное, лишнего наговорил?

— Все в порядке.

Она поставила передо мной тарелку с кашей и накрыла мою ладонь своей.

— Я рада, что ты позвонил.

По моей руке распространилось тепло ее тела. Я был смущен, потому что не ожидал такой реакции.

— Когда все закончится, расскажешь мне, почему ты так поступил.

Эрин оставалась со мной до самого вечера. Должно быть, она тоже устала, но ничем этого не выдавала. Я тупо сидел на диване, смотрел на нее и думал о Хён Кён. А думая о ней, смотрел на Эрин. Ладно. Нужно было это признать. Я убил около тридцати человек, и, возможно, теперь к ним добавился еще один, а может, даже два. Если ад существует, то там мне уже уготовано наказание. Мне было жаль Хён Кён, но расстраивать Эрин я тоже не хотел. Сможет ли она принять мое прошлое? Мне было страшно. Но какая-то уверенность все же ощущалась. Она казалась человеком, который сможет меня понять. По крайней мере, все то время, что мы провели вместе, именно это она и делала. Эрин казалась настолько замечательной, что мне с трудом верилось, что она реальный человек. Она будто знала обо мне все и была готова принять меня любым. Даже Хён Кён в своей предсмертной записке именно так ее и описала. Это замечал не только я, но и другие.

Однако проблем с работой это не решит. Даже если я и смогу объяснить, что смерть Хён Кён стала неизбежным результатом цепочки досадных недоразумений, мне все равно придется продолжать разрабатывать настоящие планы убийств. Ведь именно за убийства мне платят те деньги, что и свели нас вместе. Если я уволюсь, их больше не будет. Может быть, Компания и позволит мне уйти. Но если я обеднею, останется ли Эрин со мной? Или, может, она все же примет тот факт, что я убиваю людей? Ни один из этих вариантов не казался мне правдоподобным. Если я действительно хочу сделать ей предложение, придется ли скрывать мою профессию до конца своих дней или лучше быть с ней откровенным? Стоило подумать об этом до того, как я, идиот, пошел покупать кольцо.