Контакт на случай ЧП

Но теперь, когда меня больше не отвлекает мой несвоевременный визит в больницу, я возвращаюсь к своей цели. К цели стать партнером. Из-за этого досадного несчастного случая я пропустила несколько звонков, и, хотя ни один из них не был от Гарри, я хочу убедиться, что он знает: мой телефон при мне. На случай, если он все-таки прекратит плевать в потолок и позвонит мне наконец.

– Со мной все так, – резко отвечает Том, противореча своим словам, но я достаточно хорошо его знаю, чтобы не обращать на это внимания. Вот что мне известно о моем бывшем: либо он решит, что хочет поговорить, либо нет.

Бессмысленно дразнить медведя, пока он себя накручивает. Потому что за очаровательным, хотя и немного саркастичным фасадом диснеевского принца, которого Том играет на публику, кроется небольшой секрет.

Том Уолш – чемпион по самонакручиванию. Если чему-то удается пробраться за улыбающуюся личину и зацепить настоящего Тома, все его внимание сосредотачивается на том, чтобы как следует разжевать причину своего раздражения. Он молча ее оценивает. Борется с ней. Пытается ее изгнать.

Что угодно, лишь бы снова стать тем, кем он хочет быть.

Да, Том дружелюбен. Еще он смешной, хотя я скорее умру, чем признаю это вслух. С ним легко быть рядом, он добр с незнакомцами, любит заботиться о дорогих ему людях и дальше в том же духе.

Но эту версию себя он создал сам. Это не значит, что он неискренен. Как бы больно мне ни было это признавать, Том действительно неплохой парень.

Доказательство первое: он везет ненавистную бывшую жену домой на праздники по доброте сердечной.

Просто… как бы это объяснить?

Том очарователен, потому что старается быть очаровательным. Он как будто выделяет время каждый день на то, чтобы намеренно вытравить все негативные мысли и заменить их более приятными.

И вот в это время он прямо-таки мрачен и задумчив.

Меня это никогда не напрягало.

На самом деле его мрачная задумчивая версия мне нравилась даже больше. Не потому, что в это время с ним приятно находиться рядом, а из-за того, что, если ты видел такого Тома, значит, ты вхож в его ближний круг.

Значит, он тебе доверяет. Ему с тобой комфортно.

Так что да. Тот факт, что после стольких лет мне все еще позволено созерцать Мрачного Тома, самую малость греет мое иссохшее гринчево сердечко.

Краем глаза смотрю, как он нетерпеливо тянет узел галстука. Еще один признак.

Я молчу. Ожидаю.

– Я все еще не могу поверить, что тебя пустили на ускоренный досмотр, а меня нет, – бормочет он.

– М-м-м, – уклончиво говорю я. Его не это беспокоит.

– Я купил эти билеты, – продолжает он, – кредитной картой этой авиалинии. Так может мне кто-то объяснить, почему мне пришлось стоять в огромной очереди на досмотр и снимать обувь?

– Тебе же уже объяснили. Ты произнес эту же речь, слово в слово, несчастной женщине за стойкой возле нашего гейта, и она объяснила, что произошла системная ошибка. Она извинилась. Ты только не переживай, у нее точно была уйма времени на то, чтобы выслушать твою истерику, пока она разбирается с перегруженным и вдобавок перенесенным рейсом!

Том не отвечает, и я поворачиваюсь к нему.

– Так в чем на самом деле проблема? Человек из транспортной безопасности не оценил твои носки с Сантой?

Он хмурится.

– Откуда ты знаешь, что на мне носки с Сантой?

Достаю свою сумку из-под сиденья передо мной и пытаюсь найти маску для сна.

– Потому что сейчас декабрь. Значит, у тебя на носках будут Санты, эльфы, снеговики или пряничные человечки. Или в этом году твоя мама превзошла себя и добавила еще и оленей?

Том выглядит испуганно, и я знаю почему. Потому что его мама действительно подарила ему в этом году носки с оленями, и он хочет знать, откуда я это знаю.

У Нэнси Уолш есть одна традиция: на День благодарения, когда индейка съедена и наступает очередь тыквенного пирога, она дарит всем за столом пару рождественских носков.

Возможно, я уже давно не была гостьей за этим столом, но я все еще получаю носки по почте каждый ноябрь и свечу с ароматом тыквенного пирога заодно. Это лучшая часть моих праздников, хотя мне и не хочется признаваться в такой сентиментальности.

– К слову об оленях, – говорит Том. – Этот свитер так подчеркивает твои глаза!

Да, на мне все еще отвратительный свитер из больницы. Не потому, что он начал мне нравиться. Не начал. Просто я сама из него вылезти не смогла, учитывая рану на спине, а Том отказался помогать мне с переодеванием.

Игнорирую Тома и наклоняюсь, чтобы чуть приподнять его штанину.

– Санты! В яблочко.

Он отдергивает ногу. Я снова выпрямляюсь и морщусь, потому что от резкого движения спину обжигает болью.

– Я все еще считаю, что надо было поменять повязку у тебя дома, – говорит он, заметив мой дискомфорт.

– Тебе так не терпелось добраться в аэропорт. Я не хотела, чтобы ты все наскоро делал. Подожди, – смотрю я на него. – Ты же захватил бинты со стола, да? Я попросила…

– Все у меня, – перебивает он. – Я даже сделал из них отличную надежную удавку, специально для тебя.