Контакт на случай ЧП

– Секунду, Гарри. – Я ставлю звонок на удержание и поворачиваюсь к упивающейся своей властью проводнице. – Послушайте, я знаю, что вы просто выполняете свою работу. Но я всю жизнь ждала этого звонка. Вы же не думаете всерьез, что из-за моего телефона этот самолет разобьется.

– Боже мой, – бормочет Том.

Проводница уничижительно смотрит на меня, явно не впечатленная моим крайне разумным аргументом.

Улыбаюсь ей той улыбкой, которую обычно использую на присяжных во время заключительных доводов.

– Может, попросите пилота подождать? Мне нужно всего пять минут.

– Кэтрин, – резко говорит Том. – Серьезно?

– Да, Том, серьезно. – Снимаю звонок с удержания. – Извини, Гарри. Так что случилось?

Этого мне узнать не суждено, потому что Том забирает у меня телефон, вешает трубку и пытается все уладить, но уже слишком поздно.

Судя по всему, бортпроводница приняла это близко к сердцу.

Потому что пять минут спустя самолет поднимается в воздух.

Без меня.

17. Том

23 декабря, 16:19

Я всегда считал себя относительно терпеливым человеком, особенно во всем, что касается путешествий и неизбежных сложностей, с ними связанных.

Я старший из четырех детей, так что довольно рано этому научился. Как бы четко ни был спланирован маршрут, как бы точен ни был мамин список необходимых вещей, семейные путешествия и летние каникулы всегда сопровождались пробитыми шинами, забытыми ингаляторами, пчелиными укусами и большим количеством ругани.

Даже если мой вклад в общий хаос был минимальным, исправлять ситуацию, сохранять спокойствие и «служить хорошим примером» всегда приходилось мне. Я не возражал против дополнительной ответственности, и чем старше я становился, тем больше ценил свое умение избегать кризисных ситуаций или разрешать их.

А потом в моей жизни появилась Кэтрин Тейт. Женщина, чья жизнь практически состоит из кризисов и которая заставила меня по-новому взглянуть на все, что я, как мне казалось, о себе знал. В частности, я понял, что у моего терпения есть границы и что только ей одной под силу превратить мою спокойную, предсказуемую жизнь в чертову зону боевых действий.

– Ты просто не могла обойтись без фразы «я адвокат», – мрачно говорю я ей.

– Я действительно адвокат, – искренне оскорбленным тоном заявляет Кэтрин. Как будто она в этой ситуации потерпевшая сторона. Хотя технически, наверное, так и есть.

Только прямо сейчас я склонен думать, что мое положение куда хуже, чем сотрясение или швы.

И, раз уж на то пошло, я всерьез задумываюсь, не заразно ли ее сотрясение, потому что у меня начинает болеть голова.

Задумываюсь, потому что не очень хорошо знаком с головной болью. По крайней мере, мы с ней давно не встречались. На самом деле, кажется, последний раз голова у меня болела, когда я был еще женат. На этой женщине, которая сама по себе просто ходячая, говорящая, разглагольствующая мигрень на каблуках.

– Черт, – бормочет Кэтрин. – Теперь Гарри не берет трубку.

Она раздраженно вздыхает и сердито на меня смотрит, как будто это я во всем виноват. Но я достаточно хорошо ее знаю, чтобы заметить вину в ее глазах.

– Не думаешь, что бортпроводница немного погорячилась? – спрашивает Кэтрин. – Когда выставила нас с самолета?

– Выставила тебя с самолета, – спешу поправить ее. – Я сошел по своей воле.

Если честно, насчет реакции бортпроводницы она в чем-то права. То, что Кэтрин выпроводили из самолета просто потому, что она пользовалась телефоном, и правда немного слишком. Но, с другой стороны, Кэтрин всегда удавалось доводить окружающих до крайностей.

– Почему? – спрашивает она, хмурясь.

– Что – «почему»?

– Почему ты сошел со мной с самолета?

Угрюмо на нее смотрю.

– Это ты так выражаешь благодарность?

– О господи, мы снова об этом, да? Добросердечный Святой Том жертвует всем, что ему дорого, чтобы облагодетельствовать ходячую катастрофу? Я в порядке, Том. Всегда была, и мне не нужно, чтобы ты меня спасал.

– Отстань, Кэти, – огрызаюсь я. Я вот-вот сорвусь. – Несколько часов назад ты была в больнице и, если бы не я, там и осталась бы или спала бы сейчас у себя в кровати, вероятно – вечным сном.

– Не надейся. – Кэтрин отводит взгляд, а потом снова смотрит на меня. – Спасибо, – говорит она с явной неохотой. – Что сошел с самолета.

Поднимаю бровь.

– Неплохое начало. Как насчет извинений? За то, что мы упустили рейс?

Она упрямо сжимает губы.

– Я это компенсирую. – Это, вероятно, самое близкое к извинению, на что она способна. Она никогда не умела извиняться.

Усмехаюсь.

– Каким образом?

Кэтрин опускает руку на бедро и задумчиво постукивает по нему ногтями.

– Ну, для начала мне нужно в туалет. Но когда я вернусь, то найду новый способ добраться до Чикаго. Уверена, мы сможем достать пару билетов на поезд.

– Поезд, – повторяю я. Она серьезно? – А что, все дилижансы уже переполнены?

– Смейся сколько угодно, но поезда снова становятся популярными. Я об этом читала в «Нью-Йоркере».

– Ах, ну раз так писали в «Нью-Йоркере»…

Кэтрин вскидывает руки.