Контакт на Жатве

«Вепрь», петляя между брошенными машинами, ехал на север вдоль аллеи, и Эйвери обратил внимание, что народу в парке даже больше, чем при праздновании солнцестояния. Но настроение толпы было совсем иное. Ни хаотического брожения, ни знакомств, поощряемых праздничной музыкой и лицензированным алкоголем из пищевых киосков, – только безмолвная неподвижная толпа. Даже цвет у этого сборища иной – ни на ком нет яркой полуофициальной одежды, предназначенной для пикников. На лужайках теперь лишь грязная джинсовая ткань и выцветший ситец.

Капитан-лейтенант ничего не сказала о беспорядках, но Эйвери здесь и там замечал пешие полицейские патрули. Полицейские носили шлемы, а поверх легкой голубой формы – защитные пластины; у некоторых даже имелись дубинки-успокоители и прозрачные пластиковые щиты. Когда «вепрь» приблизился к зданию парламента, Эйвери увидел, что отделения «Чарли» уже забаррикадировали главные ворота мешками с песком, выложив их буквой «S». Ополченцы явно нервничали. Они неотрывно смотрели на аллею, крепко держа в руках МА-5.

– Приглядывай за ним, – сказал Эйвери Форселлу, когда «вепрь» остановился в конце подъездной дороги к парламенту. Он кивнул на Дженкинса, который уже выпрыгнул из кузова и теперь, стараясь не бросаться в глаза, направлялся к палаткам ополчения в садах парламента. – Не дай ему наделать глупостей.

Дженкинс не произнес ни слова с того момента, как они покинули Гладсхейм, а он накричал на Эйвери. Он больше не злился – пребывал в глубокой депрессии. Вряд ли рекрут затевает что-нибудь безумное, например самоубийство, но исключать этого нельзя. Форселл кивнул, повесил на плечо прямоугольный чехол с мягкой подкладкой, где находились его прицел и винтовка BR-55 Дженкинса, и быстро зашагал за своим товарищем.

– Соберите командиров отделений, – сказал капитан Пондер, выйдя с Берном и Хили из второго «вепря». – Как только переговорю с Тьюном, проведем совет.

Капитан двинулся по ступенькам к дверям парламента, но остановился на полпути и прислонился к гранитной ограде, приложив ладонь к груди. Подскочил Хили, но Пондер отмахнулся.

Медик настоятельно советовал капитану не участвовать в эвакуации Гладсхейма, зная, что любое усилие лишь разбередит его раны. Пондер, конечно, без обиняков сказал Хили, куда он может засунуть свой совет. Но теперь, глядя, как капитан пытается делать вид, будто подъем по лестнице ему нипочем, Эйвери понимал: тот расплачивается за верность своей службе и своим подчиненным.

– Хейбел, слышишь меня? – прорычал Эйвери в ларингофон.

– Да, штаб-сержант, – ответил командир отделения «Чарли» с балкона бального зала.

– Как обстановка?

– Трудно сказать. Толпа на аллее очень плотная.

За годы борьбы с повстанцами Эйвери неплохо научился оценивать намерения толпы – точно знал, сохранит ли она спокойствие или взорвется. Он понимал, что в данный момент люди слишком ошеломлены, они не собираются вымещать злость на правительстве, которое оставило их без всякой защиты, а теперь имеет наглость сгонять их сюда как скот. Именно такие опасения побудили губернатора Тьюна оставить два отделения «Чарли» для охраны парламента, тогда как остальные ополченцы отправились в Гладсхейм. Но Эйвери понимал, что реальная угроза все еще остается на низкой орбите.

– Оставь вместо себя Уика и спускайся сюда, – приказал он Хейбелу. – И скажи ему, пусть будет там повнимательнее.

Берн обменялся такими же словами с Андерсеном, командиром «Чарли-2». Вскоре два штаб-сержанта и шесть их заместителей собрались в вестибюле парламента – помещении с белокаменными колоннами. В ожидании возвращения Пондера Эйвери вкратце рассказал, как они ранили инопланетянина в золотых доспехах. Потом Берн (который со своего места в «вепре» увидел больше, чем Эйвери) описал, как опылители Мака сбили над виноградником инопланетный корабль. Эти победы вряд ли компенсировали гибель тысяч гражданских, но сочный, пересыпаемый бранью рассказ об огненных пируэтах десантного корабля дал всем повод немного посмеяться над врагом.

Под штурмовым бронежилетом Эйвери заверещал коммуникатор. Морпех прочел послание от Пондера: «Ты и Берн. Кабинет Тьюна. Срочно».

Кабинет губернатора располагался в задней части здания; к нему и еще двадцати трем кабинетам для парламентариев Жатвы вел длинный коридор с высоким потолком. Если не считать нескольких взволнованных клерков, коридор был пуст. По просторному помещению разносились гулкие звуки шагов морпехов по мраморному полу.

В приемной перед кабинетом Тьюна дежурили двое полицейских, расположившись по сторонам двери со вставками матового стекла. Оба в защитной экипировке, но без шлемов; в руках автоматы М-7. Один из охранников сердито посмотрел на штаб-сержантов.

– Оружие сдать! – потребовал он и указал подбородком на пустой стол, принадлежащий личному секретарю Тьюна. – Распоряжение губернатора.

Берн раздраженно посмотрел на Эйвери, но тот отрицательно покачал головой, – мол, не стоит оно того.