Контакт на Жатве

Образ символизировал экспансию через единство и в свете Восстания казался Эйвери скорее наивным, нежели вдохновляющим.

– Для каждого человека на каждом из наших миров Жатва – синоним продовольствия. – За легким тягучим голосом Мака послышались первые высокие аккорды планетарного гимна Жатвы. – Но что позволяет нам производить в таком огромном количестве натуральную и здоровую пищу?

Речь прервалась театральной паузой, и в этот момент внизу обзорного окна появился северный полюс Жатвы – пятно темно-синего моря без единой крапины льда, окруженное слегка изогнутым берегом.

– Два обстоятельства, – продолжил Мак, отвечая на собственный вопрос. – География и климат. Суперконтинент Эдда занимает более двух третей поверхности Жатвы, создавая изобилие пахотных земель. Два малосоленых моря – Хугина на севере и Мунина на юге – являются основными источниками…

Хили хлопнул Эйвери по плечу, и тот вынул наушник.

– Хочешь чего-нибудь? – Медик кивнул в сторону пищевых автоматов и кулеров, выстроившихся под обзорным окном.

Эйвери отрицательно покачал головой.

Хили перескочил через ноги Эйвери и протиснулся к концу ряда кресел. В «Теплого приветствия» имелась достаточная гравитация, и Хили, держась за перила, уверенно спустился по лестнице в открытое общее пространство к автоматам. Но стоило медику попытаться пройтись, как ноги подогнулись и он опрокинулся на спину, смягчив падение дзюдоистской самостраховкой. Эйвери почувствовал нечто показное в дурачестве Хили, словно тот играл на публику.

Если так, то у него получилось. Несколько техников Тиары, сидевшие справа от Эйвери, хлопали и свистели, пока медик силился подняться на ноги. Хили пожал плечами и со смущенной улыбкой – мол, что поделаешь? – направился к автоматам.

Штаб-сержант нахмурился. Медик был шутником и баламутом – такие солдаты нравились Эйвери в начале службы. Есть рекруты, которые словно обожают навлекать на себя гнев инструкторов по строевой подготовке. Но в подразделении Эйвери весельчаков было немного. И хотя штаб-сержант не любил это признавать, он настолько привык к вечно угрюмым морпехам из отдела спецопераций, сражающихся с повстанцами, что с трудом общался с любым, кто не разделял их сугубо делового подхода к военной службе.

– Восемьдесят шесть процентов Эдды находятся ниже пятисот метров над уровнем моря, – продолжал Мак. – Однако единственное заметное возвышение наблюдается вдоль Бивреста – того, что вы называете нагорьем, – разрезающего континент по диагонали. Сейчас вы должны его видеть к западу от Утгарда.

Эйвери вытащил второй наушник. Вид говорил сам за себя.

Морпех разглядывал северо-восточную оконечность Бивреста, скрытую перистыми облаками, – яркую стену из известкового сланца, которая начиналась в северных долинах к югу от моря Хугина и уходила на юго-запад к экватору. Из-за положения обзорного окна Эйвери не мог посмотреть прямо вниз, но он представил низкий полукруг из семи освещенных солнцем нитей Тиары, уходящий под углом к Утгарду.

Прошло немало минут, а затем вид в окне запестрил красками. Желтое, зеленое и коричневое – все являло собой увеличивающуюся сетку полей, иссеченных серебряными линиями. Эйвери разумно предположил, что последние были частью дорог маглева – семи основных линий, идущих от складов в основании каждого лифта и разделенных на меньшие ветки, словно жилки древесного листа.

Компьютер «Теплого приветствия» заговорил по громкой связи, призывая пассажиров вернуться на свои места для посадки в Утгарде. Но техники с Хили продолжали пить пиво из кулеров, когда в поле зрения появились первые здания столицы. Горизонт не был запоминающимся: в городе лишь несколько десятков башен, ни одна не выше двадцати этажей. Но современные здания с панорамными окнами свидетельствовали о прогрессе, совершенном планетой со времени прошлого визита Эйвери. В то время по пальцам можно было пересчитать кварталы блочных поликретовых домов, а население колонии насчитывало пятьдесят, от силы шестьдесят тысяч человек. Сверившись с коммуникатором еще раз перед тем, как отложить его, Эйвери узнал, что число жителей уже перевалило за триста тысяч.

Здания внезапно исчезли, и «Теплое приветствие» потонуло в темноте, погружаясь в опору третьего лифта – массивный поликретовый монолит, соединенный с просторным складом, где готовились к подъему десятки грузовых контейнеров. Эйвери дождался, когда техники уйдут, и присоединился к Хили в багажном отсеке. Они достали сумки и вышли из пассажирского терминала опоры, моргая от яркого послеполуденного солнца Эпсилон Инди.

– Сельскохозяйственные планеты, – заворчал Хили. – Жарче только в парилке.

Густой экваториальный воздух мгновенно увеличил впитывающие свойства униформ. Ткань прилипала к нижнему белью солдат, шагающих на запад по выложенному плиткой пандусу к широкому, усаженному деревьями проспекту. У тротуара стояло такси, бело-зеленый седан. Голографическая лента вдоль пассажирской двери лаконично сообщала: «ТРАНСПОРТ: ДЖОНСОН, ХИЛИ».

– Открывай! – заорал Хили, ударив кулаком по крыше такси.