В ответ на что госпожа Ридли, явно следуя ходу своих нестройных мыслей, расхохоталась — на мой слух довольно вульгарно. — О, да, да! Ты «победитель», большой и сильный. — Она, причмокнув, отпила из бокала вино и, без сомнения, специально обратилась ко мне: — Забавный ребенок наш Дони, Эмилия. Еле-еле мне удалось его постричь, он вырывался, как дикий. А потом не позволил себя искупать. Он, дескать, большой. И правда, он стеснялся. Заперся в ванной! Ха-ха-ха…
— Но он действительно уже большой, — слегка раздраженно вставил Клиф.
— Значит, это ты взяла мой халат из ванной! — гораздо более раздраженным тоном вмешался в разговор Валентин. — До каких пор ты будешь брать мои вещи, мама?
— Твой халат? Я даже не видела его сегодня.
— Если он такой, в полоску, — сообщила я, вроде небрежно, — то вчера вечером его надела Тина. Я еще отметила, что он мужской, и сейчас, когда речь зашла…
— Тина? — воскликнула Юла. — А что она делала в ванной?
— Мылась, Юла.
— Да, но почему в этой ванной? Она… она всегда моется здесь, на первом этаже.
— Значит, ты успела с ней познакомиться, — мрачно констатировала факт госпожа Ридли. — И когда точнее это случилось.
— Около половины одиннадцатого.
— Странно, почему она мылась так поздно? — подключился к «вопроснику» и Халдеман.
— Ничего не поздно, — возразил Клиф. — Даже рано, она обычно делает это ближе к полуночи. Я имею несчастье быть ее соседом, наши комнаты рядом, и иногда слышу, а иногда встречаю ее в коридоре, когда она бежит в ванную. Бежит просто, говорю вам! Она утверждает, что ей во сне… становится вдруг жарко. Но самое интересное, что она не врет, когда мы проходим мимо друг друга по коридору, от нее так и пышет жаром, как от печки.
— Уж не этот ли жар так на тебя подействовал в ту ночь, Клиф? — заметила Юла с добродушной насмешкой.
— Может быть, Юла, может быть. Мне вообще нравятся горячие женщины, а не разные там снежные королевы-девицы. Но как я посмотрю, Тины нам всем сегодня не хватает. Уж не больна ли она? Потому что явно не она, а Арнольд приготовил все эти окаменелости на ужин.
— Ее нет дома, — ответила госпожа Ридли. — Она ушла рано утром, и не удивлюсь, если она вернется завтра или… послезавтра. Похоже, у нее с недавних пор появился дружок в городе.
— Дружок? — засмеялся Клиф. — Сильно сомневаюсь.
— Ты считаешь, — Юла снова насмешливо стрельнула в него глазами, — раз женщина тебя отвергла, значит, она и любого другого отвергнет?
— Ага, я так считаю, именно так. Кстати, она меня не отвергала.
— Ну да, только Дензелу пришлось целый час приводить ее в чувство после… После
Юла и Клиф с увлечением продолжали свою перестрелку холостыми. Некоторое время я внимательно их слушала, надеясь, что хоть один из них не выдержит и пальнет по-настоящему — в том смысле, что произнесет более содержательную фразу, но мои надежды не оправдались. И мое удивление не только не уменьшилось, а втройне усилилось: как это вчера Тина не могла вспомнить именно Клифа? Притом, что их комнаты рядом и что он в «ту ночь» довел ее «почти до обморока». Невероятно. Но факт.
Факт не первый из серии невероятных, который вряд ли будет последним.
— Тетя Рона, ты сказала, что Тина ушла рано утром, а во сколько точно?
— О! А ты-то почему этим интересуешься?
— А тебе что, трудно ответить? — заступился за меня Халдеман.
— Трудно, потому что я не знаю, что отвечать, Дензел. В восемь ее не было в комнате, но ничего удивительного, если она ушла еще затемно, поскольку не раздвинула занавески.
Ничего удивительного? Если даже закрыть глаза на то, что беременная на девятом месяце бродит целыми сутками и что у нее «с недавних пор» появился дружок, остается еще многое, вызывающее удивление. Например, если она действительно ушла так рано, то кто и с какой целью входил в ее комнату около девяти часов, когда дверь была заперта, и потом опять в районе обеда, когда я убедилась, что дверь не заперта? Или если она была в комнате, но не захотела открыть ни госпоже Ридли, ни позднее мне и ушла, когда мы уехали в сиротский дом, то почему не раздвинула занавески? И ее ли были пальцы, которые, как мне показалось, вцепились в занавеску? И… в сущности, что бы я ни вспомнила, все вызывало вопрос.
— Она впервые так исчезла?
— Она не исчезла, Эмилия! — довольно грубо поправила меня госпожа Ридли. — Тина — свободная женщина, имеет право на личную жизнь. И нет, не в первый раз ей случается поехать развеяться в город.
— А вчера она мне сказала, что пять месяцев не выходила из дому. Даже порога не переступала.
— И ты ей поверила, да, Эми? — Казалось, что Алекс, который последние несколько минут наблюдал за мной с большим интересом, задал мне этот вопрос, чтобы я чистосердечно ответила «Да».
— Нет, — ответила я. — Только мне трудно понять, зачем ей потребовалось мне лгать. Но, может, деликатное состояние, в котором она находится, помутило в какой-то мере…