Контакты с утопленником

— Слушай, Вал, ребенок просто спит. Может, и до этого было так же, а мы… Ты… Но что в сущности произошло?

— Да мы засиделись после ужина, поболтали о том, о сем… Я заметил в какой-то момент, что Дони начал клевать носом, но не обратил на это особого внимания. А потом… смотрю, его на стуле нет. Сполз под стол! Я очень испугался, потащил его сразу же к Дензелу. Не Бог весть какой, но врач, другого у нас нет…

— А твоя мать, а Юла? Почему они не пришли с тобой?

— Их уже там не было, Эми. Матери страшно захотелось спать, у нее прямо глаза закрывались, и Юла пошла ее проводить до комнаты.

— Вот как!.. А Арнольд, убрал он со стола?

— Нет. Но почему…

— Оставайся здесь! — Я бросилась к двери. — Я сейчас вернусь.

— Но, Эми…

Я выскочила в коридор, понимая, конечно, что моя поспешность не имеет никакого смысла, что было, то было, как говорится, но не могла удержаться, нервы у меня сдавали. Я бегом преодолела весь путь до столовой, прямо влетела в нее. Удивилась слегка тому, что в ней никого не было, увидела, что бокал то ли со снотворным, то ли с ядом, стоит на том же самом месте, все такой же полный. И облегченно вздохнула: Дони из него не пил. И хитрая старуха тоже — она только разыграла сцену, которую с нетерпением ждала ее не менее хитрая дочь.

Я взяла бокал. На дне его выпал чуть заметный осадок, но по запаху, цвету и, предполагаю, по вкусу вряд ли это вино отличалось от вина в бутылке. Но что оно было не такое, как должно было быть, я нисколько не сомневалась. Я открыла одно из окон и со всего размаху выплеснула вино. Поставила бокал на стол, закрыла окно, задернула занавеску и вернулась в свою комнату. Дони по-прежнему спал, спокойно дыша, а бледность его почти исчезла. Он не выглядел, естественно, румяным, но… Нормальный ребенок.

— Ты ведешь себя довольно… экспансивно, — встретил меня замечанием Валентин. — Скажи, это ты так всегда или…

— А где остальные? — прервала его я. — Я имею в виду Клифа и Алекса. Их в столовой не было.

— Это ты из-за них бросилась так бежать?

— Да. А где они?

— Пошли спать, неужели не ясно?

— Значит, они не пожелали узнать, что с ребенком?

— Нет. Не пожелали.

— Ну и ну! Уж не к чудовищам ли я попала?

— Может быть, — ответил он, а его взгляд выражал категорическое «Да». — А ты… почему ты меня назвала подлецом?

— В тот момент мне не пришел в голову более сильный эпитет, поэтому. Когда ты сказал, что Халдеман непременно расскажет мне свою историю, ты отлично знал, что меня ждет. Но не предупредил меня!

— Как я мог допустить, что это так на тебя подействует? — Валентин, видимо, считал, что я ломаюсь! — Действительно, его повесть потрясает и… так далее, но ведь по-человечески выслушать человека. Если он не будет рассказывать о себе кому-то время от времени, он свихнется.

Я отвела его подальше от спящего ребенка и шепотом попросила:

— Вал, расскажи мне ее и ты! — Я увидела, что он не понимает, и добавила: — Историю Халдемана!

— Чтооо? Ты хочешь услышать ее снова?

— Тише! Да, хочу. Я потом тебе объясню почему. Так что, начинай.

— Ну ладно, когда-то у него исчезла сестренка, ей было семь лет. Дензел ее очень любил. Она была красивая, жизнерадостная, всеобщая любимица, после смерти родителей у него не было более близкого существа. И когда она исчезла, он чуть не обезумел от горя. А в конце концов, к несчастью, случилось так, что именно он ее нашел… и не может быть, чтобы он тебе не описал, как она выглядела… тогда.

— Да, да! Но ведь это не правда? Я имею в виду не то, как она выглядела, а некоторые предшествовавшие этому обстоятельства.

— Какие обстоятельства? Он что-то другое тебе рассказывал?

— Нет, то же самое. Вопрос в том, Вал, что он мне не рассказал. В том смысле, ты… и остальные, вы уверены, что он не лжет вам?

— Да, уверены, Эми. Совершенно уверены. Зачем ему лгать нам? К тому же все слишком ужасно, чтобы он это сочинил.

Правда, однако, гораздо более ужасна, подумала я, но решила промолчать. Не хотела выдавать этого типа с нечистой совестью, но не из чувства сострадания, конечно, а потому… Я уже предчувствовала, хотя и смутно, что вместе с ним как-то в чем-то выдам и себя.

Как я и надеялась, Валентин счел мое молчание выражением согласия, тема была закрыта. Я настояла, чтобы Дони на эту ночь остался в моей комнате, обещав, что при малейшем «непорядке» я сразу его позову, и мне довольно быстро удалось уговорить его уйти. Но едва он ушел, как мне стало еще хуже.

Я медленно подошла к Дони. Сняла с его шеи старый, треснувший посередине детский бинокль — в суматохе мы не догадались это сделать — с одной стороны ремешок отпечатался у ребенка на коже. Я осторожно, чтобы не разбудить, сняла с мальчика смешной матросский костюмчик, поправила подушку, посмотрела на него какое-то время: короткие волосы торчали, «еле-еле мне удалось его постричь, он вырывался, как дикий», курносый нос, усыпанный веснушками, на руках и на ногах царапины. «Он самый озорной, дорогая Рона…» Мальчишка. Из сиротского дома. Я укрыла его получше, пощупала еще раз пульс, теплый ли лоб. Сейчас с ним все было в абсолютном порядке.