Контейнер «Россия»

Сегодня Маккиндер выступает в Лондонском королевском обществе. Огромные канделябры в залах, обитых тиковым деревом. Он заканчивает доклад через 20 минут, неожиданно обрывая его на самом интересном для аудитории месте. Каждый слушатель здесь – землевладелец, собственник. Обладатель звания, богатств, знаний об устройстве мира. Подобно феодалам, в XVI веке ограждавшим свои большие поместья деревьями и заборами от непрошеных гостей или крестьян (enclosures), хотевших вернуться на отчужденные у них поля, каждый из присутствующих имел свое собственное мнение о том, что говорил докладчик. Он рассказывал вовсе не о России, а об имущественных границах Великобритании.

Когда родился мой отец. Воротник-стрелка рубашки Маккиндера. Элегантность 1892 года

Когда в 1892 году родился мой отец, голый, розовокожий комок, Хэлфорд Маккиндер уже носил костюм лондонского покроя из шотландской шерсти и преподавал географию в Оксфорде. Рубашка с воротником-стрелкой. По самой последней моде. Невозможно и представить, чтобы кто‐нибудь мог бы носить костюм такого кроя и качества в Хальберштадте, на родине моего отца. Местному жителю было бы неловко такое надевать, ведь его бы могли посчитать выпендрежником, «британцем».

Научная дисциплина, разработанная Маккиндером, быстро развивалась. Ее преподавали в Новой Зеландии, США и в Лондоне. Оксфордский университет, правда, отказывался создавать кафедру «политической географии». Распространение академической дисциплины «Изучение географии в ее связи с политическим влиянием и логикой существования Земли» набирало обороты параллельно с созданием военно-морского флота США, строительство которого проходило по британской модели.

К 1910 году уже существует целая сеть кафедр политической географии. Моему отцу на тот момент 18 лет. Он готовится к выпускным экзаменам. В 1947 году, в год смерти Маккиндера, начинается новый период в жизни моего отца: его дом разрушен, многие из его знакомых не вернулись с войны или эмигрировали в США, а он начинает работать врачом.

Что значит «духовная индустриализация»?

Новаторский научный подход должен был удивлять и читателей, и слушателей. Это было верно и в отношении тезиса Маккиндера о том, что на севере царской России – там, где начинается тундра, а водные артерии прерывают свой путь с востока на запад, – короче, В ТАКОМ МЕСТЕ НА ЗЕМЛЕ, ГДЕ ПРАКТИЧЕСКИ НЕВОЗМОЖНО СОСРЕДОТОЧЕНИЕ ВЛАСТИ, будет находиться ось мировой истории в грядущем XX веке. Всеобщее возбуждение в клубе – лишь стоило ему это произнести. Легко может случиться так, что континентальное ЧУДОВИЩЕ, германский рейх, завладеет этой ключевой территорией (и тогда пострадают британские интересы). Эту территорию, собственное открытие, Маккиндер обозначил термином «хартленд». От нее тянутся кольцеобразные линии. Это – области полумесяца, пояса роста. Он обозначал их – независимо от того, были ли они целыми континентами или мелкими структурами, выступающими из воды, – «островами». Одним из таких островов была для него Британская империя: не потому, что Шотландия, Уэльс и бывшие англосаксонские территории случайным образом оказались на острове, на краю Европы, а потому, что Империя с ее жемчужным ожерельем владений от Ньюфаундленда до Фиджи образовывала ОСТРОВ и ПОЛУМЕСЯЦ. Лежавшие, словно мертвые, перед взором «политического канюка» пейзажи и моря Северной России наделялись живой внутренней связью.

Карл Май и японцы

В 1904 году с Японских островов вышли в море и оправились в сторону России броненосные корабли, спроектированные на британских верфях. На карте мира прогнозист одной линией мог бы соединить российский Порт-Артур в Китае и Архангельск на Крайнем Севере. Однако вскоре – после завоевания Порт-Артура японцами – эта маркировка на карте уже бы устарела.

В Радебойле – Карл Май. Его сердце искателя приключений всецело занято путешествиями, которых ему не суждено совершить наяву: он ведет сокровенные диалоги с самим собой, беспрерывно находится на связи с лордом Керзоном, вице-королем Индии и практиком по нанесению границ, которого он несколько лет назад повстречал в Тегеране. Перемена мест вредна для нервов писателя. Чтобы он мог сочинять истории, все щели в помещениях в Дрездене-Радебойле приходилось затыкать от сквозняков войлоком. Комната, где он работал, ярко освещена электрическими лампами, жалюзи на окнах, выходящих в сад, плотно закрыты. Словно монах в келье, «кругосветный путешественник» Май сидел за столом, заваленным книгами и бумагами.

«Преемственность» в японской семье на протяжении длительного периода времени