Ходатайство, с которым он обратился к руководству северных тюрем, оказалось напрасным. Придуманные для него личные данные, с помощью которых он, тайный агент, так удачно внедрился в банду, наспех проверил молодой сотрудник, который к тому времени уже собирался перевестись на службу в охрану «Газпрома» и был настолько небрежен, что даже не ответил на ходатайство. К счастью для Грачева, никто не знал причины, по которой он оказался в заключении, иначе, если бы сокамерники узнали, что он не преступник, а милицейский агент, житья бы ему не дали.
Своих сокамерников, вскоре совершивших побег, он отговорил осуществлять то, что они замышляли (запугать провинциального губернатора, убив его заместителя, поспособствовав таким образом досрочным выборам). Грачев указал на безнадежность затеи, на ошибки в планировании злодеяния. Бандиты прислушались к его советам и усовершенствовали свой план. После того, как их арестовали, во время суда, они рассказали, что Грачев им помогал. Того обвинили в членстве в банде и осудили вместе с преступниками. Так он понес наказание уже не только за фиктивное преступление, но и за преступление «настоящее».
После 1997 года заполнение тюрем и колоний строгого режима приобрело стихийный характер: заключенных переводили из одной тюрьмы в другую, участились случаи побегов, постоянно поступали новые партии уголовников, всё было переполнено. В итоге шестеро осужденных размещались в камере, рассчитанной на одного-двух человек. Они жили, как в переполненных плацкартных вагонах.
Постепенно фронтовик Грачев стал видеть своих сокамерников насквозь. Изучавший в свое время планирование и аналитику, он умел распознавать ВСЕ ТИПЫ ПРЕСТУПНИКОВ, «читал» людей, как карту. И делал записи, которые прятал в тайники.
Таким образом он создал некое информационное хранилище. В личных интересах эти заметки пригодились бы ему только в том случае, если бы у преступления был инициатор, от которого путем шантажа можно было бы добиться признаний и получить досрочное освобождение. Однако в общих интересах использовать свои знания и навыки Грачев возможности не имел, поскольку в России не было такого адресата, которому он, тайный агент, передал бы известную ему информацию: никто не воспринял бы всерьез письмо заключенного колонии строгого режима. Таким образом, последний тайный агент советской эпохи (в ее наиболее приемлемой форме – эпохи гласности) мог только мечтать: а вдруг, кто‐нибудь придет и расспросит меня обо всем? Вдруг досмотрщик придет с проверкой, обнаружит его записи и предложит должность в вооруженных силах, секретной службе или в посольстве в Африке, на общественно важной работе?
Небо над Африкой было для него неведомо. Он знал стены тюрьмы, изредка из высоких окошек видел, как меняется погода, и знал о ней то же, что и о преступниках: она предсказуема. Во взгляде заключенного, как и на стенах камеры и предметах тюремного обихода, читалось: ПОЖИЗНЕННО.
Грачев считал себя особенно полезным для общества в канун Нового года
Благодаря тюремному персоналу и некоторым заключенным он пользовался определенными привилегиями. В его камере был стул, к тому же с недавнего времени он находился в ней один. Встав на стул, приподнявшись на цыпочки, он мог смотреть в небольшое квадратное окно на потолке. Он мог разглядеть стену, рядом с которой росла ель. И он мог представить себе далекого товарища по духу, на благо общества боровшегося с преступлениями. Быть может, в этот момент он расследовал убийство, совершенное членами ОПГ, ломал голову над тем, откуда на месте убийства в подъезде жилого дома в Санкт-Петербурге взялся пистолет-пулемет американского производства. Он, Грачев, отрезанный от мира, мог бы давать ценные подсказки. Таким образом, он внес бы вклад в непрекращающуюся борьбу с социальным злом и повлиял на соотношение сил в обществе (что‐то изменить можно, лишь сотрудничая друг с другом). Я по‐прежнему представляю, сказал себе Грачев, что случай (точно так же, как множество подобных случаев, определивших не только мировую историю, но и существование вселенной) сведет меня с кем‐то, кто захочет, чтобы я поделился с ним своими тюремными наблюдениями, тем, чему я учился. Я всё должен записать на бумаге и спрятать, потому что в моей голове скопилась масса знаний, удержать которые будет скоро невозможно, а окружающие меня стены никогда не раздвинутся.
Агент без Отчизны