Я, немного разобравшись в происходящем и поняв, что ко мне в гости действительно пожаловал медведь, чуть не рассмеялся от облегчения. Все же просто обычный хищник, а не люди или потусторонние сущности.
Подобрав меч, вытащил его из ножен, покрутил головой, разминая затекшую шею…
А затем медведю надоело ждать — и дверь, сорванная с креплений, рухнула внутрь. В светлом проеме, оставшемся от нее, вырисовалась огромная мохнатая фигура, стоящая на задних лапах. Хижину заполнило басовитое ворчание, перерастающее в могучий рев. И я пустил вперед свое огненное копье. А затем сразу же, на всякий случай, — еще одно.
Легонько полыхнули две вспышки пламени, тут же потухшие в густой шерсти. Рев оборвался, сменившись каким-то обиженным хрипом. Огромная фигура, сразу став какой-то небольшой и беспомощной, рухнула на порог, перегородив выход.
Пару минут продолжалась какая-то легкая возня, а затем все закончилось. Я осторожно подошел к туше убитого зверя, потыкал в нее мечом — никакого подвоха не наблюдалось, медведь был мертв. И, что самое замечательное, никакое чувство тревоги меня больше не преследовало.
Перебравшись через медведя, я вышел на улицу и осмотрелся. Тишина, спокойствие, луна, отлично просматривающаяся через разрывы легких облаков. Лошадь, нервно фыркающая в своем сарае.
Чувствуя небывалую бодрость во всем теле, я обошел хижину кругом, сказал несколько ласковых слов волнующемуся животному, затем вернулся ко входу и снова потыкал медведя — в этот раз носком сапога.
У нас в Пустоши такие звери чрезвычайно редки — можно годами ходить вдоль и поперек полуострова, но так ни одного и не встретить. Правда, страшные истории про них все равно рассказывают все подряд — и те, кто никогда из городов не выходил, и те, кто только рыбным промыслом в жизни и занимался… Даже охотники, болтающиеся по пескам возле Хрустального, иногда пускают байку-другую про встретившегося медведя. Ну-ну.
Впрочем, для меня было важным лишь то, что все рассказчики единодушно сходились во мнении — этих зверей можно есть. Значит, я на некоторое время могу забыть о добыче провианта и продолжать спокойно тренироваться.
Взгляд перепрыгнул на висящую неподалеку деревяшку. А почему бы и нет… Спать все равно не хочется, разделывать тушу медведя — тем более.
Подойдя к своему тренировочному снаряду, я на пробу толкнул его рукой. Качается, а лунного света вполне достаточно, чтобы видеть его полет. Ну, попробуем…
Первые несколько попыток ожидаемо не принесли результата. А затем в самый ответственный момент луна неожиданно и почти мгновенно исчезла за облаком — и я не успел увернуться, получив поленом по лицу. Из глаз посыпались искры, а из пострадавшего носа тут же закапала кровь. Пришлось усесться на землю и некоторое время рассматривать звезды, ожидая, когда закончится кровотечение.
Нос заметно опух.
Но тренироваться я не бросил — лишь подождал, пока боль немного пройдет. В этот раз травма почему-то не разозлила меня, а наоборот настроила на благодушно-философский лад.
Полено отправилось в полет, рассерженным коршуном ринулось обратно, целясь в мою пострадавшую физиономию — и я вдруг понял, что не хочу еще раз получить по носу. Совсем-совсем не хочу.
Деревяшка остановилась в паре локте от моей выставленной вперед руки.
Я от удивления раскрыл рот — и полено продолжило движение, мягко ткнувшись в ладонь.
— Да неужели, — пробормотал я, хватая его и снова отбрасывая в сторону.
В этот раз, несмотря на все мои старания, полено довольно чувствительно двинуло меня по руке, не замедлившись ни капли. Но это уже не имело никакого значения. Я в очередной раз одержал маленькую победу — и оставалось только довести дело до ума дальнейшими занятиями.
Утром, намаявшись и получив еще несколько ссадин, но умудрившись пару раз остановить-таки приближение деревяшки, я принялся за разделку медвежьей туши. Разумеется, именно в этот самый момент сильнее всего захотелось спать, но дело я не бросил — мне не так уж и много было надо.
Правда, когда ты чего-то не умеешь, это превращается в настоящую пытку. В итоге, намаявшись с мечом и с опаской переключившись на нож, я все же сумел отрезать задние лапы и снять с них шкуру, а также срезал с медведя на память все когти. Но измазался при этом, как самая настоящая свинья.
Думаю, в эту хижину я точно больше не вернусь — везде грязь, кровь, мухи… Аж тошно.
Сбегав до ручья и кое-как отмывшись, я вернулся, вывел на выпас лошадь, настороженно посматривающую в сторону дома и нервно нюхающую воздух, а затем принялся складывать неподалеку костер. Мясо нужно было как-то сохранить, хотя бы на несколько дней — и ничего лучше жарки с попытками одновременно немного его подкоптить мной не было придумано со времен Мертвого плато.
Соорудив длинный костер, я приволок лапы медведя, нарезал веток с ближайшего дерева и принялся насаживать куски мяса на получившиеся вертелы. Затем сходил за рюкзаком и разлегся неподалеку, посматривая на процесс.