Нелегко привести в систему утверждения наших оппонентов. Критики очень часто противоречат друг другу. Сказывается это в деталях, сказывается и в более существенных вопросах. Для части "демократической" критики евразийцы — реакционеры. В глазах "правых" евразийцы "тянут к тому, чтобы найти общую почву с революцией и общие задачи с большевизмом" (И. А. Ильин). Для Г. Ландау автор этих строк "своим признанием "Великой Русской Революции" стал "обеими ногами на почву русского коммунизма, социализма и народничества" [64]
. Для Б. Мирского "философско-историческая полемика даже не требуется для определения политического лица евразийства, которое ясно и откровенно изложило свои политические взгляды, обнаружив их неприглядное реакционное содержание" [65]. Каково же отношение евразийцев к русской действительности? И. А. Ильин утверждает, что "здесь идет разговор именно о приятии, о прекращении борьбы, о волевом преклонении, о приспособлении, о практическом фактопоклонстве" [66]. П. М. Бицилли находит, что евразийцы "не столько считаются с действительностью, сколько "утверждают" пророчески "долженствующий быть", ибо он согласуется с их историко-философскими требованиями, — процесс" [67].Какое же положение правильно: "фактопоклонники" ли евразийцы или они пренебрегают действительностью? Ни то, ни другое: евразийцы, учитывая факты, стремятся преобразовать их. Столь же разноречивы мнения критиков относительно существа евразийской государственной идеи. Б. В. Спекторский в вышепроцитированной статье пишет следующее: "Можно себе представить, каким неожиданным и ценным подарком для Запада оказался "органический поворот к Азии", проповедуемый нашими евразийцами. Отцом их мысли является желание современной Европы (курсив Е. В. Спекторского). Вот почему ими так интересуются именно на Западе. Вот почему именно Запад предлагает им данайские дары". Иными словами, по мнению Б. В. Спекторского, евразийцы являются слугами Европы. По мнению же польского критика евразийства Мариана Уздовского, посвятившего евразийству особую брошюру, "обращено оно целиком к старой православной националистической Москве, столице Василиев и Иванов, которая подчиняла себе народы не для того, чтобы наделять их благами федерации или впитывать в них идеалы братства и общих государственных целей. Москва эта — прежде всего русская Москва, наследница Чингисхана, тысячью колоколов возвещающая о своем могуществе завоеванным народам, подчиняющая их своему игу, влюбленная в свою власть над ними" [68]
. Другой автор, писавший о евразийстве по-польски, Вассан Гирей Джабаги, свою статью заканчивает следующими словами: "…евразийство не что иное, как только новый вид русского империализма, одетого в платья новой теории, с помощью которой русские националисты стараются сохранить наследство монархии от дальнейшего разложения" [69]. Где же тут правда: являются ли евразийцы слугами Европы или русскими империалистами? Ни здесь, ни там: евразийцы — верные служители идеи общеевразийской государственности как выражения стремлений и интересов евразийских народов, как воплощения "общеевразийского национализма". — Разногласия между оппонентами касаются и частностей: так, напр., передовик "Последних Новостей" находил, что евразийцы "рабски следуют своим предшественникам, славянофилам" [70]. А. А. Кизеветтер утверждал, что "евразийцы совершенно напрасно набиваются в идейное родство славянофилам… Это глубокая ошибка, которую можно объяснить только тем, что евразийцы лишь поверхностно знакомы с сущностью славянофильского учения" [71] (!) Евразийцам остается предложить А. А. Кизеветтеру состязание в том, кто лучше знает славянофилов. Впрочем, мы полагаем, что в данном случае А. А. Кизеветтер ближе к истине, чем "Последние Новости": несмотря на некоторые соприкосновения со славянофильством, евразийство является существенно новым учением.