В составе французского евразийствоведения, кроме названной выше, нужно упомянуть статью В. П. Никитина в "Revue du monde musulman". С особой симпатией автор останавливается на экономической концепции евразийства: "Тесное экономическое сотрудничество с азиатским миром — вот решение евразийской проблемы, вот почти полная независимость… Не входя в детали… мы считаем долгом подчеркнуть, в какой мере эта концепция, вполне реалистическая в своей основе, может послужить делу русско-азиатского сближения" [94]
. Французская литература о евразийстве содержит два обстоятельных обзора: один принадлежит перу Шарля Буржуа [95], автором другого является Г. Шклявер [96]. Ш. Буржуа выполнил свою задачу не без поэтического вдохновения. Его очерк свидетельствует о значительном проникновении в материал. Из евразийских работ ближе всего он следует "Наследию Чингисхана". Есть, однако, и ошибки: нельзя сказать, что из числа евразийских зон единственно степная "удобна для обитания" (la seule pratiqueroent habitable). Это определение в такой же мере относится и к зоне лесной. Г. Шклявер с особым ввиманием останавливается на политической доктрине евразийства, разработанной Н. Н. Алексеевым. Наряду с тем выпукло изображено географическое и историческое учение евразийцев. Все-таки и в этой статье не обошлось без неточностей. Так, Г. Шклявер понимает идеократию как "организацию и направление государства, согласно руководящей национальной идее". Между тем, по определению автора этого понятия, Н. С. Трубецкого, идеократия не связана специально с национальной идеей. Идеократия — понятие "селекционной" социологии, т. е. той, которая изучает принципы отбора правящего слоя. Это такой общественный строй, при котором основным признаком отбора правящего слоя является миросозерцание (нужно подчеркнуть слово "основной", ибо в качестве не основного, вторичного признака общность мировоззрения наличествует и при других формах отбора) [97]. Едва ли правильно утверждение Г. Шклявера, что "великие монгольские завоеватели были первыми объединителями евразийского мира". Здесь следовало бы упомянуть о роли, в этом отношении, скифов и гуннов [98]. При всем том, повторяем, очерк Г. Шклявера есть один из лучших иностранных обзоров евразийства. К нему примыкает статья П. Декама (Paul Descampe) в еженедельном издании "Пакс" [99]. Основываясь на данных Г. Шклявера, П. Декам пытается дать критику географической, а отчасти и исторической теории евразийства. Он отмечает, что монгольские степи отличаются от более западных тем, что являются степями возвышенными. Отметим со своей стороны (П. Н. С.), что это не устраняет непрерывности распространения степного типа растительности от Галиции до Монголии. О лесной зоне Декам пишет: "Есть леса и леса; если в Сибири лесная зона более или менее ограничивается лесами бореальными [100], то в России (т. е. в Доуралье. II. Н. С.) они уступают место другим лесным зонам, которые являются скорее продолжением лесов европейских, чем бореальною областью". Без сомнения, леса Доуралья, в его западной части, не тождественны лесам Сибири. Но с точки зрения общих понятий ботанической географии те и другие принадлежат к "зоне северных флор, или арктобореальной". С юга леса Евразии на всем протяжении окаймлены степью. В Европе же (как и на Дальнем Востоке) северные леса переходят непосредственно в леса "зоны южных флор, или субтропической" [101]. Вот подразделения, которые учитывает и на которых основывается географическая теория евразийцев. Понятие флагоподобного расположения зон, как отличия Евразии от Европы, с ее "мозаически-дробным" сложением, осталось неизвестным Декаму. Вообще, по-видимому, работы евразийцев не были доступны ему в оригинале. И он пользовался данными Г. Шклявера. Но Г. Шклявер — не специалист в географии. Он воспроизвел основные географические выводы евразийства, но не мог воспроизвести аргументацию.