Континент коротких теней

Если бы полученная от такой торговли прибыль становилась основой накопления капитала в собственной стране, то есть если бы на эти деньги строились мануфактуры, разрабатывались рудники, развивался бы рудоплавильный промысел или закладывались бы верфи! Но нет, на эти деньги возводились лишь сказочные дворцы и сооружались еще более пышные храмы и церкви. Все сплошь наслаждались искусствами. Число дворян в две тысячи раз превышало число ткацких станков, и в то время, как другие государства защищали свои рынки, промыслы и ремесла путем взимания пошлин

«Он кроит платье до того, как родился ребенок» (суахили, Восточная Африка).

и ограничения торговли, шерсть испанских овец пряли в Нидерландах, а затем она возвращалась в Испанию, но уже в качестве дорогостоящего готового товара.

Во всяком случае, со второй половины XVI века картина была именно таковой. Правда, поначалу награбленное на других континентах добро оживило португальскую и испанскую экономику, и даже нищие и бродяги принялись за работу. Гигантские потребности колоний, поступавшие оттуда драгоценные металлы и товары оказали явно активизирующее воздействие. Но постепенно поток золота и серебра вызвал падение стоимости драгоценных металлов и соответствующее резкое вздорожание всех других товаров. Поля крестьян, которые были не в состоянии вынести непомерный груз налогов, заросли бурьяном, дешевые иностранные товары подорвали ремесленное производство. Иберийский полуостров, по словам сословных выборных чинов, превратился в «Индию для иностранцев». Но к особенно быстрому упадку испанские владыки привели государство тогда, когда в борьбе против Реформации они встали под штандарты католицизма. Их не соответствовавшая велениям времени мечта о «великой христианской империи», которая должна была образоваться в ходе бесчисленных битв, пожирала не только людей, но и очень много денег. Уже в первой половине XVIII века золото и серебро полностью исчезли из денежного обращения. Но на медные монеты нельзя было купить ни немецкого курфюрста,

Нападение работорговцев

ни австрийского наемника, А Фуггеры, Вельзеры и Гримальди давали взаймы только в том случае, если им предоставлялись преимущества в торговле в колониях, будь то на море или на суше. Они, а также «протестантские нищие» из отпавших нидерландских провинций и торговая буржуазия из Лондона и Дьеппа — все принялись растаскивать наследство империи, в которой никогда не заходило солнце.

Известно, например, каким образом елизаветинская Англия (1558–1603) обескровливала испанский флот. Значительно реже встречаются упоминания о том, что знаменитые пираты Джон Хокинс (герб которого, кстати, украшало изображение закованного в цепи африканца) и Фрэнсис Дрейк начинали свое восхождение с работорговли. Хокинс, ставший впоследствии весьма почтенным сэром, казначеем морского ведомства и вице-адмиралом, так описал способ, каким Англия открывала для себя Африку:

«На Канарских островах мы запаслись водой, 4 ноября поплыли к побережью Гвинеи и до 12 января тщательно изучали берег от Риу-Гранди до Сьерра-Леоне. В это время мы не брали на борт более 150 негров. Но болезни наших людей и время года вынудили нас плыть дальше вдоль африканского побережья. Я надеялся раздобыть за наши товары некоторое количество золота и тем оплатить плавание. Но как раз в этот момент к нам пришел негр и сообщил, что его повелителя и царя притесняет соседний правитель, и поэтому он просит у нас помощи; он обещал нам столько рабов, сколько в этом бою будет захвачено пленных. Это побудило меня вмешаться и оказать помощь. Я послал туда 120 наших людей. Было 15 января 1568 года, когда мы напали на город враждебного негритянского правителя.

Мужчина с оружием и бочонком пороха. Золотая гирька. Ашанти (Гана)