Читаем Контора полностью

— От меню к вас... — задумчиво произнес Константин Николаевич. — А в связи с чем вдруг... такой поворот?

— Молодость уходит, а возможности раскрыть дарование нет никакой.

— Хамовато, но в какой-то степени верно. — Подворский взял заявление в руку. — Только дело в том, что начальник отдела уже назначен. И, честно говоря, для тебя это мелковато...

— Ничего, я не тщеславен. Мне сойдет и это.

— А почему ты считаешь себя подходящим на эту должность? Кто тебе сказал, что ты достаточно подготовлен...

— Я сам знаю. — Борисом овладело вдруг странное спокойствие.

Спокойствие охотника, наблюдающего, как мечется на пристреленном пятачке затравленный волк. Спокойствие человека, уверенного, что для него не может быть скверного исхода. Не запланировано, не заложено судьбой. Кто такой Подворский? Наскоро перекованный солдафон, не понимающий даже смысла того, что расписывает ему Борис в своих проектах. Память услужливо прокрутила сцену с регрессивным уравнением.

— Откуда? Кто тебе сказал? Что в тебе...

Тут Борис выдал нечто неожиданное даже для самого себя:

— Я — свет. Я тем и знаменит, что сам бросаю тень... Подворский пафоса не оценил и даже не удивился, что его подчиненный оставил вдруг прозу.

— Это несерьезно. — Патрон аккуратно опустил заявление в корзину для мусора. — Тем более в такой редакции. Заранее благодарен! Что за детский сад?

— Может быть, в такой редакции подойдет? — Борис положил на стол второе заявление.

— Посмотрим... — Шеф склонился над новым документом.

— Уволить по собственному? — Он поднял глаза на Бориса.

— Так правильно?

Константин Николаевич молчал с минуту.

— Как знаешь, — произнес он спокойно. Взял ручку и подписал заявление. — Будь добр, занеси сразу в департамент по кадрам.

— Куда занести? — Борис слегка обалдел от такого виража. Он ожидал, что шеф начнет уговаривать «незаменимого» сотрудника остаться, хотя бы спросит его о причинах столь неожиданного демарша.

— В отдел кадров, Кузнецову. Теперь называется департаментом.

— Хорошо. — Борис взял подписанное заявление и вышел.

Едва за ним закрылась дверь, Подворский схватил трубку и набрал внутренний номер.

— Зыбковец? Это директор по маркетингу. Слушай приказ. Немедленно...

Когда спустя пять минут Борис вошел в отдел и подошел к своему столу, он обнаружил, что в центре экрана компьютера «висит» табличка: какой-то там сбой. Борис щелкнул «энтером», но табличка появилась вновь.

На его столе зазвонил телефон.

— Алло?

— Алло? Борис? Это Ник. Слушай, только что тебе закрыли доступ. Приказ Подворского. Я смотрю, у тебя тут куча каких-то документов. Сделать тебе копии? Я так понимаю, что ты тю-тю?

— Не нужно, спасибо. Борис положил трубку.

Лихо господин Подворский наложил лапу на его проекты и разработки. Очень оперативно. Только Борис Апухтин не собирался оставлять ему свои идеи в качестве памятного сувенира. Он выключил компьютер, потом включил снова и, прежде чем начал грузиться «Windows», вышел в «DOS». Несколько секунд посмотрев на мигающий на черном экране курсор, он вздохнул. Жаль уничтожать плоды собственного вдохновения. Но больше они ему не понадобятся. Планы развития «Конторы» его отныне не занимают. Он еще раз вздохнул и набрал команду «ввод».

Компьютер равнодушно загудел, безжалостно стирая всю информацию, записанную на диске.

— Format С! Что может быть символичнее? Ник бы оценил, — произнес Борис. — Все равно что поджечь погребальную ладью. Я — свет, я тем и знаменит, что сам бросаю тень...

Несколько пар глаз поднялись к нему, но тут же обратились к своим прежним занятиям. Бывший коллега никого больше не интересовал, тем паче что место, им освобожденное, никому не казалось привлекательным. Разве что у окна...

Роберт вздрогнул от неожиданности. Он не привык еще к выскакивающим на экране сообщениям-напоминаниям, как не привык к тому, что новый его компьютер издавал массу всякий звуков.

Сейчас на экране высветилось:

«Совещание у господина Подворского в 12.00. Повестка дня: подготовка к выставке».

Роберт Мастерков аккуратно нажал клавишу, сообщение исчезло. До начала совещания оставалось пятнадцать минут. Ему готовиться не нужно, по поводу выставки у него только одно задание: разослать приглашения партнерам и некоторым крупным дилерам. Это он свалил на секретаршу. На всякий случай Роберт печатает сопроводительные письма. «Приглашаем вас посетить наш стенд...» . Если кто спросит, чем он занят, — печатает письма. Почему сам? Слишком ответственное дело.

Сейчас он печатал другой документ. Еще более короткий, чем письмо, но гораздо более важный.

В новом кабинете хорошо работалось. Не страшно, что размером он был с просторный шкаф. Пусть завистники называют его табакеркой. Как бы то ни было, отдельный кабинет — это отдельный кабинет. Это как скипетр власти. Он может быть неказистым, может быть обделен драгоценными камнями и презренным металлом, но силы его от этого не убудет. Дверь, отделяющая хозяина кабинета от прочих, проводит весьма зримую границу: будь любезен, голубчик, постучаться, испросить дозволения войти, а я уж посмотрю-подумаю, достоин ли ты этой чести.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза