Контора

Вульф проводил ее взглядом, скрываясь в глубоких тенях коридора. Когда звуки удаляющихся шагов стихли, он прошел в палату и проверил состояние пациента. Артериальное давление резко падало. Пульс нитевидный. Частота сокращений сердечной мышцы снижалась. Алекс ввел внутривенно быстродействующий универсальный метаболит и провел комплекс реанимационных мероприятий. Состояние стабилизировалось, но действие прописанных для постоянного приема лекарственных средств также было нейтрализовано метаболитом.

Хайден открыл глаза.

– Вот ты и попался, сучонок! – оскалился он.

Хайден попытался подняться, но Вульф заткнул ему рот ладонью и навалился всем телом, не давая двинуться с места. В глазах Хайдена разгоралось безумие. Он превращался в мохнатого злобного паука с человеческим туловищем.

Кое-как дотянувшись до электрошока в кармане халата, Вульф вырубил его, обратив превращение в монстра. Затем повторно ввел внутривенно положенный по назначению лекарственный коктейль. Прибравшись за собой, Алекс пошел досыпать оставшиеся крохи заслуженного сна.

На утреннем обходе вместе с ординаторами Вульф не преминул посетить палату Хайдена, уверив наблюдавшего его врача, что визит необходим для демонстрации интересного клинического случая.

– О, Жюли! Моя ненаглядная малышка! Пришла навестить своего непутевого отца! – воскликнул Хайден.

Лицо Орье не дрогнуло, но что-то оборвалось внутри. Она столь многим пожертвовала в душе, чтобы сделать трудный шаг через барьеры морали, былых чувств и обжигающей ненависти, и вот, к счастью или к сожалению, напрасно.

Орье стала регулярно навещать Хайдена в свободные от напряженной работы часы, сославшись на возможность позитивной динамики лечения от посещений «воображаемой» дочери. Они разговаривали часами. Возможно, она искала искупления или пыталась разобраться в причинах его приснопамятных поступков, приведших к гибели матери и искалечивших ее собственный разум.

Вульф догадывался, что после неудавшегося покушения Орье стала резать себя. Платья и блузки с короткими рукавами или декольте исчезли из ее гардероба. Напоказ выставлялся минимум открытого тела. Врачи не лезли с советами к другим врачам, но помогали, если те просили о помощи. Орье не просила. У всех специалистов были припасены или выработаны за годы трудовой деятельности свои методы компенсации стресса. Какая разница, лупцуешь ты своих демонов плетью либо пьешь с ними на брудершафт превосходное красное вино, лишь бы не лезли наружу. Орье вырабатывала свой. Тщательно вырисовывала его на молодом нежном теле. Сложный чертеж из мелких тонких розовых шрамов, отражавших преображение гнева и отрицания в осознание и принятие через аскезу контролируемой боли.

Однажды, проходя мимо, Вульф заглянул в палату Хайдена. Орье сидела на краю кровати и читала мирно дремавшему изможденному пожилому человеку что-то из французской классики. Слева в углу, заросшем паутиной, притаился огромный злобный паук с человеческим туловищем. Справа, покачиваясь в кресле, свободно расположился интеллигентный мужчина в белом хлопковом поло, пиджаке и брюках, попыхивая трубкой с натуральным табаком.

Прервав чтение, Орье, не оборачиваясь, обратилась к вошедшему:

– Мистер Пейтон, думаю, я готова отдать все силы для разработки альтернативной методики лечения.

Вульф, недоумевая, посмотрел на отражение в оконном стекле, но увидел там Джона Пейтона, замершего в дверях палаты. За спиной у него стоял Гловер. Алекс моргнул, и отражение вновь стало его собственным.

Артур, хмыкнув, вышел вперед и тронул Орье за плечо:

– Жюли, нам надо выбираться из твоей раковины в КОС. Все это сон.

В углу палаты мерзко захихикал паук, зашевелившись в тенетах:

– Вот и закуска подоспела. Сочная. Сладкая. Свежая.

От прикосновения Гловера тело Орье рассыпалось в прах, обратившись в высосанную досуха пустую оболочку.

Психонавты стояли посреди палаты, оплетенной густыми слоями паутины. Окна, стены и двери – все было укутано парчовым покрывалом сетей. Выхода не было.

– Девочка вскормила в себе страх, – проскрежетал паук. – Напитала его тучное тело болью, переживаниями и сомнениями. Ужас пожрал ее изнутри. Ничего не осталось. Только я.

– Он лжет! – возразил мужчина с трубкой. – Фантазм, порожденный разбитыми детскими представлениями об идеальной семье. Плод непонимания сути душевных болезней.

Паук зашипел:

– Тоже мне, герой из девичьих снов! Рыцарь в сияющих доспехах, побеждавший монстров внутри людей! Помнишь, как легко ты раз за разом оставлял дома задыхавшуюся от депрессии жену? Забыл испуганную девочку, прятавшуюся по углам от склок и ссор?

– Мне нужно было работать. Работать, чтобы содержать семью в достатке. Кто бы мог подумать, что этот достаток, покой и комфорт разрушит наше семейное счастье?

– Разрушило вовсе не это, а твое безразличие.