В комнате заседали сам Колодный и Иван Аркадьевич. Карягин очень переживал всю эту ситуацию и, хоть партком был независимой ячейкой и мог вызывать на ковёр хоть и самого директора, настоял на том, чтобы присутствовать на первом этапе расследования.
Когда секретарь парткома в гневе швырнул листок ему, он развернул и заглянул в текст:
— Лидия, действительно, что это? — нахмурился он. — Ты же должна была объяснить всё, а не ёрничать.
— Я не ёрничаю, Иван Аркадьевич, — сказала я и добавила, — понимаете, она — моя мать. Какая ни есть, но — мать. И я не хочу, чтобы в глазах товарищей по партии моя мать выглядела нелицеприятно. Лучше пусть меня судят. Я готова принять любое наказание. А мать — не трогайте! Не позволю!
Я покаянно склонила голову. Воцарилась тишина, лишь шуршала бумага — это секретарша стенографировала всё в протокол заседания.
Иван Аркадьевич как-то странно посмотрел на меня.
— Лидия Степановна, подождите нас за дверью, — хрипло сказал Колодный.
Я вышла в коридор и прислонилась пылающим лбом к прохладной стенке. Видимо, таки перенервничала. Сама не пойму.
О чём они спорили, я не слышала. Но, судя по повышенным голосам за дверью, разговор был отнюдь не простой.
Меня продержали в коридоре достаточно долго. Я уже аж устала стоять. Примерно через полчаса меня пригласили обратно.
— Лидия Степановна! — прокашлявшись, сообщил Колодный, — на основании докладной записки от вашей матери, гражданки Скобелевой, и информации об инциденте, полученной от вас в объяснительной записке, всесторонне изучив все обстоятельства этого дела, включая вашу положительную характеристику и поручительство от дирекции предприятия. Кроме того, звонил главный редактор нашей городской газеты и тоже дал вам положительную характеристику. В виду всего вышеизложенного, комитет КПСС нашего депо постановил о дисциплинарном наказании в виде устного замечания без занесения в личное дело, с условием, чтобы вы помирились с матерью. Срок вам — две недели.
Я мельком посмотрела на Ивана Аркадьевича. Вид у него был явно довольный.
Я зашла в небольшое кафе-«стекляшку» с неоригинальным названием «Прибой», которое находилось недалеко от депо «Монорельс». После всех этих потрясений банально решила взять тридцатиминутную паузу и побаловать себя вкусненьким.
В рабочее время посетителей в кафешке не было, если не считать полную женщину пенсионного возраста, которая с умилением смотрела как ее внук, малыш лет пяти, с аппетитом ест пирожное.
Я заказала три шарика мороженного «Пломбир», в вазочке, с сиропом и шоколадной стружкой, и стакан лимонада «Колокольчик».
Оплатив заказ, я устроилась за самым крайним столиком. От общего зала меня отделяла большая стереоколонка.
Смакуя сладкую молочно-шоколадную льдистость, я на какой-то миг совершенно выпала из реальности. Не знаю, как долго я познавала нирвану, но обратно в наш мир меня вернули голоса. Говорили явно на повышенных тонах. Но меня зацепил не шум, а то, что было упомянуто моё имя.
— А я тебе говорю! Это Горшкова! — возмущался женский голос, — этой выскочке всё сходит с рук!
— Успокойся, — пытался уговорить её мужской голос.
— Не могу успокоиться! Вот почему одним — всё, а другим — ничего! Пашешь, пашешь и ничего. А эта дрянь только появилась, и уже в кресле зама сидит! Без образования! И квартиры у неё! Говорят, аж четыре!
— Две.
— Да пусть даже две! А мы в двух комнатушках впятером ютимся! Уже который год!
— Успокойся, — повторил мужчина.
— Вот как её без образования на такую должность взяли?! А я, между прочим, МГУ закончила! Два курса! Потом, правда, перевелась к нам на заочный, когда Серёжку рожать пришлось. Но тем не менее! И я сижу простой служащей! А она только поступила недавно! У неё же то ли какой-то техникум, то ли вообще ПТУ! И она — зам! С личным кабинетом и секретаршей! Вот как так?
— Значит она сумела понравиться…
— А я, значит, не нравлюсь, да?
— Ну, ты — женщина порядочная, всего добиваешься честным трудом. А оно видишь вон как бывает…
— Ты хочешь сказать, что она…?
— Ну а как бы она ещё стала замом? — проворчал мужской голос с нотками злобной зависти.
— Думаешь, спит с Карягиным? — продолжала докапываться женщина.
— Ну а как бы она такой карьерный рывок сделала?
— Ну он же старый, фу!
— Это тебе фу. А этой мразоте лишь бы повыше вскарабкаться. Вот увидишь, она и его скоро подвинет!
— Не зря даже родная мать на неё жалуется в партком.
— Но ей ничего не было.
— Как не было?
— А вот так! Отпустили её, представляешь? Даже без взыскания. Видимо и Колодному понравиться сумела, — злорадно сказал мужской голос.
Меня этот разговор начал изрядно подбешивать. По голосам я уже почти догадалась, кто это. Поэтому, прихватив вазочку с чуть подтаявшим мороженным, я вышла из-за колонки и подошла к соседнему столику:
— Добрый день, коллеги, — мило проворковала я с лучезарной улыбкой, — слышу, вы тут обо мне говорите…
Глава 11
— Л-Лида…? — просипел товарищ Иванов.