Конторщица

– Очень надо, – проникновенно сказала я, и брусок импортно-диковинного на вид мыла-скраба материализовался из моей сумки на столе.

– Шоколадно-скрабовое с овсяным абразивом, – заманчиво пропиарила презентик я, – импортный дефицит, из горной Шотландии. Омолаживающий эффект. Всего после трех раз использования кожа становится как у младенца. Гарантированно минус пять лет всего за неделю регулярного использования.

У мыши сверкнули глаза, и она потянулась загребущими ручонками через стол.

– У нас инструкция, – обиженно-завистливым голосом возмутилась блондинка. Второй кусочек мыла моментально примирил ее с необходимостью поработать. И уже через пятнадцать минут я выходила под осуждающими взглядами граждан в коридоре, сжимая в руке заветную бумажку.

Надо еще мыла наварить, и то срочно, продавать не вышло, зато мышь настолько возрадовалась возможности моментально сбросить лишние годы, что лично сбегала в бухгалтерию и быстренько заверила все печатью. К сожалению, обе девушки работали здесь не так давно, поэтому выяснить обстоятельства лидочкиной прописки не вышло. Почерк принадлежал некой Вере Ивановне, которая раньше работала в ЖЕКе, а потом вышла на пенсию и сын-военный забрал ее нянчить внуков куда-то аж в Забайкалье.

В общем, концов мне уже не найти.

Получается, согласно домовой книге, именно я являюсь владелицей квартиры на Ворошилова, а вот по паспорту – живу в общаге на Октября. Значит, нужно "потерять" паспорт, получить новый и восстановить правильную прописку. Выписка из домовой книги для подтверждения есть.

Но отсюда возникает еще один вопрос – когда это лучше сделать, после развода или до? И что творится в записях в паспортном столе?

Крепко задумавшись над этими вопросами, я нечаянно с кем-то столкнулась.

– Лидка! Горшкова!

Подняв глаза увидела небритое, опухшее, но очень радостное лицо.

– Привет, Федя, – почему-то я тоже обрадовалась, увидев бывшего соседа по коммуналке.

– Куда это ты пропала? – не унимался Петров, как обычно он был чуть поддатый, – Пару дней всего прошло, а без тебя плохо. Горшок занудный сам теперь живет, а мамашка евонная совсем жизни не дает нам.

Я хмыкнула.

– Лыбишься? – упрекнул Петров и тут же наябедничал, – каждый вечер, крыса старая, приходит, Горшку жрать приносит и меня уже совсем задолбала, зудит и зудит. А я что? Ну, было дело, случайно холодильник перепутал… а вчера ко мне гости приходили, так бедному Горшку, видите ли, спать помешали. Я до одиннадцати имею право принимать гостей! Имею! А Элеонора такой хай с Клавдией Брониславовной устроили, что хоть вешайся.

Я сочувственно вздохнула.

Подбодренный, Петров горячо затараторил:

– Возвращайся, Лидка! Ты знаешь, Горшок тебя примет обратно. Вот ей-богу, примет. Мамашка-то его хоть интеллигенция, а жрать готовит хреновастенько, а ты его жратвой-то разбаловала. Возвращайся, Лидка! И нам всем жить спокойнее будет.

– Как там Римма Марковна? – не удержалась я, пряча улыбку.

– Да что говорить, – посмурнел Петров, – пропала старуха. После Пасхи не вернулась. Участковый приходил, опрос делал; комнату опечатали пока. Неизвестно, что там. Грубякины уже к ее комнате примеряются.

– Да ты что! – ахнула я, – неужели умерла? Вроде и не старая.

– Да кто ж знает? – пожал плечами Петров, засунул руки в карманы. – Ищут. Ты возвращайся, Лидка, я серьезно говорю. И письмо тебе, кстати, пришло. Я у себя дома храню. А то Горшок увидит, заберет. Так что с тебя магар! За хранение.

– Согласна, – кивнула я. – А откуда письмо?

– Да не знаю, штамп там какой-то вроде, – отмахнулся Петров. – А давай, пошли прямо сейчас, я отдам? А ты по дороге клопомор мне купишь. Или хоть пива.

– Сейчас не могу, Федя, – вздохнула я, – работать идти надо. А вот завтра днем обязательно заскочу. Когда Горшка дома не будет… И клопомор возьму.

– Эх, мировая ты баба, Лидка, – восхитился Петров. – Ладно, приходи завтра.

Я не успела ответить – Петров вдруг ловко пнул носком давно нечищеного ботинка булыжник. Булыжник угодил в переполненную урну, урна с грохотом перевернулась, мусор веером рассыпался по тротуару.

– Зачем вы девочки красивых любите…? – отчаянно фальшивя, запел Петров, с независимым видом удаляясь по улице…

В разговоре с Петровым я не сказала, что перед тем, как вернуться на работу, сперва-таки решила заскочить в парикмахерскую (после работы нужно же было бежать в профилакторий на очередную лекцию).

В переполненной клиентами душной парикмахерской густо пахло смесью тухлых яиц и одеколона "Саша". Через открытые настежь двери женского зала виднелись ряды яйцеголовых фенов, накрытые застиранными сероватыми простынями, испещренными разноцветными разводами и пятнами. Под эти простыни периодически ныряли очередные жертвы красоты.