Блашковский, прочитав короткий текст, сразу понял, в чем дело. Судя по стилю, автором был Теофиль Олькевич. Достаточно было проверить данные в толстой папке, которую он положил на стол, чтобы в этом убедиться. Олькевичу, по-видимому, наскучило писать, поэтому он, несмотря на позднее время, позвонил ему в субботу в казарму и сказал в понедельник срочно напечатать его выводы, написанные от руки, для прокуратуры. Олькевич не любил и не умел печатать на машинке. Он кое-как справлялся с формулированием мыслей на бумаге, а стучать по клавишам было для него настоящим мучением. Поэтому он спихнул ненавистную работу на младшего сотрудника. На этот раз дело действительно было срочным, потому что он даже не захотел ждать, когда утром придут девушки из машинописного бюро.
Мариуш нашел в стопке бумаг в папке написанную от руки записку Олькевича и начал печатать. Но сначала ему пришлось вставить новую ленту, старая была совсем непригодна. В течение 15 минут бумага для прокурора была почти готова. Именно в этот момент, раньше обычного, в кабинет вошел старший лейтенант Бродяк.
Увидев Блашковского за печатной машинкой, он улыбнулся, потому что вид молодого подчиненного, занятого делом, а не чтением газет, очень его радовал.
– Здравия желаю, пан старший лейтенант, – Мариуш подорвался на ноги и хотел поприветствовать его по уставу, но Мирек лишь отмахнулся.
– Как ты справляешься с писаниной, еще не закончил? – дружелюбно спросил он, вешая джинсовую куртку на железную вешалку.
– Еще минут десять, и будет готово.
– Ладно, постарайся побыстрее, потому что у нас здесь заварилась каша, когда придет майор, нужно будет все обсудить.
– Что-то серьезное? – спросил рядовой в надежде, что Бродяк сообщит интересные подробности. Старший лейтенант часто приносил в кабинет какую-нибудь сенсацию. Некоторые даже говорили, что он один из самых информированных людей во всем комиссариате. Если он утверждал, что заварилась каша, значит случилось что-то важное.
– Ты ничего не слышал? – удивился Бродяк, усаживаясь за свой стол.
– Нет.
– А Теофиля еще не было?
– Пока нет.
– Двух милиционеров ранили, наш Гжегож Коваль получил ранение в голову, а ты ничего не знаешь? В комиссариате только об этом и говорят. Когда я шел сюда, пятеро спросили меня, как нам удалось поймать этого психа.
– …?
– Только я ничего не знаю, потому что в субботу меня не было на работе. Я сделал вид, что знаю, глупо было признаваться, что я понятия не имею. И еще говорят, представь себе, что преступника поймал наш Теось Олькевич. Раскрыл дело моментально.
– Понятно, – сказал рядовой, который больше ничего не мог сказать от удивления. Его шокировала новость о том, что кто-то стрелял в милиционеров, это просто неслыханно. Ну и Гжегож Коваль, этот огромный мужчина и один из самых опытных сотрудников, однажды уже участвовавший в настоящей перестрелке. На этот раз Гжегож также был на волосок от смерти. Блашковский с трудом мог себе это представить.
Кроме того, он не мог себе представить, что именно Олькевич раскрыл дело, да еще так быстро.
«Полонез» неопределенного цвета съехал с Вокзального моста, оставляя слева торговую башню, напоминавшую формой космическую ракету, но построенную лишь наполовину. У нее не было обшивки, а лишь стальной каркас.
Ехавший на «Полонезе» майор Альфред Мартинковский не обратил на нее внимания. Это был привычный пейзаж, он посмотрел бы в том направлении только, если бы произошли какие-то изменения, может, если бы башню заслонило новое здание, но пока что ничего такого не планировалось. Впрочем, Мартинковский был не в том настроении, чтобы созерцать городские пейзажи. Сегодня утром, в 7:15, его разбудил телефонный звонок. Хуже всего, что проснулся малыш, уснувший всего два часа назад, уставший после долгой и бессонной ночи. Фред и его жена вставали несколько раз за ночь, и оба были измучены. Ему казалось, что он только прилег, когда в мозг вонзился громкий звонок. Разозленный, он встал с постели и снял трубку, собираясь как следует отругать нахала.
Звонившая женщина, наверное, понимала, что звонит не вовремя, потому что, как только он недовольно пробурчал алло, она сразу вылила на него поток слов, из которых следовало, что полковник Жито хочет его видеть в 9:00 с устным рапортом о перестрелке на Струся. С ним должен явиться младший лейтенант Олькевич.
Он не мог ругаться и дуться на секретаршу полковника. Такая работа, подумал майор по дороге в ванную. Не было смысла ложиться обратно, тем более маленький Филипп опять начал плакать.
Подъезжая к комиссариату на своем эксклюзивном «Полонезе» цвета «песок пустыни», он думал о том, что случилось в субботу и что, может быть, случилось в воскресенье, когда он спокойно сидел дома с женой. Никто не звонил, никто его не искал, вроде, ничего чрезвычайного не должно было произойти, анализировал ситуацию Мартинковский.