Контрабанда без правил

Предварительный результат полковника Жито должен был удовлетворить, потому что убийство в поезде они могли связать с перестрелкой, в придачу ко всему Олькевич провел блистательную операцию, закончившуюся задержанием. Кажется, у дела есть доказательная база, кровь на плаще и пистолет. Конечно, только по делу о перестрелке в притоне на Струся, потому что дело железнодорожника с отрезанной рукой пока что не сдвинулось с мертвой точки и, наверное, не скоро сдвинется. Поэтому Фред решил данное стечение обстоятельств, то есть участие в обоих происшествиях людей в железнодорожной форме, объединить в одно производство, которое в зависимости от развития событий можно будет разделить.

Он знал, что данное расследование, которое он фактически начал, так как Олькевич, курирующий дело о перестрелке, был его подчиненным, будет приоритетным. Ранение в центре Познани двух милиционеров выглядело как политическое дело, поэтому результатами расследования, наверняка, заинтересуется партийное руководство, а может, будет также контроль со стороны Службы безопасности. Сегодня об этом говорит уже вся Познань, новости дошли и до товарищей из Воеводского комитета Польской объединенной рабочей партии.

Счастье в несчастье, что состояние обоих сотрудников было удовлетворительным. Коваль в тот же день выписался из больницы. В субботу Фред, прежде чем поехать домой, решил заглянуть в больницу Министерства внутренних дел на Лютицкой. В дверях он столкнулся с Гжегожем с забинтованной головой. Мартинковский хотел вернуть его в палату, потому что, зная его, он подозревал, что тот собирается сбежать из больницы, но Коваль объяснил ему, что все в порядке, и он может отвезти его домой в Ратаях. Он сказал ему подождать в машине, а сам пошел в отделение, чтобы узнать, что с участковым. Ему сообщили, что все не так уж плохо, планируется операция, пусть звонит утром. Он также спросил о состоянии Коваля, и врач подтвердил, что тот выписался по собственному желанию, а так как с ним действительно не было ничего серьезного, они не стали его задерживать, тем более он уже начал зазывать на свидание одну из медсестер, а раз у него есть силы приставать к девушкам, значит жить будет. Он отвез Гжегожа домой и сказал взять больничный хотя бы на две недели. Вчера он позвонил в больницу и спросил, как себя чувствует участковый. Оказалось, что ему уже сделали операцию, и он идет на поправку.

Он надеялся, что Олькевич уже будет на работе и все подробно объяснит. Потом, когда предварительные результаты будут переданы начальнику уголовного розыска, а тот отправит их выше, они смогут спокойно проанализировать сложившуюся ситуацию. Здесь нужен этот балбес Мирек Бродяк. Мартинковский рассчитывал на то, что его подчиненный и друг будет в относительно нормальном состоянии, потому что в последнее время он так много пил, что следовало поговорить с ним об этом. Он решил, что сегодня он вызовет его к себе, по-дружески отчитает и попросит подумать о своем поведении, потому что самое время стать приличным человеком. Мартинковский не был противником алкоголя, он сам любил выпить и довольно часто выпивал. Но в последнее время немного успокоился, ребенок и жена стали важнее друзей и всей этой выпивающей компании, поэтому отказ от алкоголя не был для него актом самопожертвования.

Он смирился с тем, что его люди выпивают. Олькевич, например, постоянно что-то употреблял. О нем даже можно было сказать, что он пьет до, во время и после работы, но не вместо работы, свои обязанности он знал. Другое дело Бродяк. Какое-то время он пил не больше, чем остальные, ежедневно, но в пределах нормы. Но в последнее время он, наверное, выпивал в два раза больше, подозревал Фред, когда встречал несвежего милиционера, от которого весь день несло перегаром.

Нужно с ним поговорить, как другу, а не как начальнику, и спросить, что с ним происходит. Потому что он действительно хороший милиционер, этот Мирек, мысленно принял решение Мартинковский.

Он остановился на светофоре у Театрального моста. Задумавшись, он даже не заметил, что его радиомагнитофон «Сафари-2» перестал играть. Наконец он услышал тишину, нажал на клавишу, и изнутри с шумом выскочила кассета с фиолетовой наклейкой «Стилон Гожув». Он посмотрел на ровно написанное фломастером название группы и название альбома, записанного на другой стороне: Пинк Флойд «Последняя рана». Эту кассету ему записал и собственноручно подписал Бродяк, у которого был доступ ко всем альбомам Пинк Флойд. Он вставил кассету обратно в магнитофон, и спустя пару секунд, когда зажегся зеленый свет, и его «Полонез» медленно двинулся в сторону улицы Домбровского, из маленького черного динамика, установленного под радио, зазвучали первые аккорды песни «Послевоенная мечта».

– Я тебя вылечу, даже если ты будешь сопротивляться, – тихо сказал майор Мартинковский и удивился, что опять разговаривает сам с собой.

8:50