Контрабанда без правил

Сначала на венской трассе они занимались мелким бизнесом, почти как все поляки, ездившие в Австрию. Они привозили стиральный порошок, одноразовые подгузники, одежду для новорожденных, одним словом, все, что невозможно было достать в стране. Техника подвернулась случайно. Ежи первым купил у знакомого турка видеомагнитофон. Оказалось, в Польше его можно продать в пять раз дороже. Так все началось. В своем служебном купе, которое не проверяли таможенники, они сначала прятали несколько штук. Потом обнаглели настолько, что стали провозить больше десяти штук одновременно. Таможенники получали свою долю, и все были довольны. Бизнес процветал, прибыль быстро росла. До тех пор, пока не появился мужчина, предложивший Клюте взять его в долю. Мариан послал его, даже не предполагая, что угроза о недостающих рабочих руках станет страшной реальностью.

Когда он узнал о смерти Ежи, он очень испугался. Он перестал возить товар и решил выйти из бизнеса. Тогда появился милиционер Трулька. Он сказал ему, что они будут работать вдвоем, и ему нечего бояться, он позаботится о его безопасности и обязательно найдет убийцу его друга. Но не нашел. Мариан объяснял ему, что он боится и с него хватит, но Трулька ничего не хотел слышать. Пока что он мог ничего не возить, потому что милиционер забрал все, что у них было, и постепенно распродавал товар, а прибыль делил поровну. Но то, что хранилось на складе, когда-нибудь закончится. Этого Клюта боялся больше всего. Он знал, что рано или поздно тот, кто ему угрожал, объявится и потребует свою долю. Он не ошибся. Месяц назад на вокзале в Катовицах к нему подошел мужчина и сказал, что скоро ему напомнят о недостающих рабочих руках. Когда Мариан позвонил Трульке, милиционер посоветовал ему не раскисать и ждать, когда тот захочет встретиться и сделает более конкретное предложение.

Поезд Катовице-Цешин въехал на перрон. Спустя минуту радиотелефон на груди Клюты ожил. Машинист сообщил, что проезд свободен и они могут отправляться. Проводник по привычке проверил, закрыты ли все двери, хоть на этой станции никто не выходил и не садился. Он дунул в свисток и кивнул упитанной дежурной по станции в красной пилотке, которая даже не вышла из своей будки, а только высунулась в окно и подала сигнал, что они могут ехать.

Он вскочил в вагон, когда поезд тронулся. Минуту постоял в дверях, затем с грохотом их захлопнул. Он остался на задней площадке. Вынул из кармана пачку «Кэмел» и закурил сигарету. Ему не хотелось идти в служебное купе. Там сидел его новый напарник Каминский. Он был вполне симпатичным и очень старался понравиться старшему коллеге, но это был уже другой человек и другое поколение. Каминский был на десять лет моложе. Клюта не мог, а точнее не хотел найти с ним общий язык.

Поезд проехал мимо Лиготы, мимо остановки рядом с шахтой «Вуек» и стал медленно приближаться к катовицкому вокзалу. На перроне было немного людей. Большинство встречающих пассажиров из Вены не дождалось прибытия поезда. Остались лишь самые стойкие. Он бросил на них взгляд и пошел к двери, чтобы подготовиться к высадке на перрон, как вдруг у газетного киоска мелькнуло знакомое лицо. Клюта замер от ужаса. Он не мог поверить своим глазам. Поезд замедлял ход, киоск полностью заслонил того человека.

Он смотрел в том направлении, но уже ничего не видел. Из поезда стали выходить люди с багажом. Он отошел в сторону, чтобы пропустить выходивших пассажиров.

Через несколько минут вагон опустел. Он вышел на перрон, но никого не заметил в толпе. Он стал испуганно оглядываться, все больше нервничая, как вдруг услышал голос, доносившийся сзади:

– Мариан Клюта?

Он быстро обернулся, готовый дать отпор… У него подкосились ноги, и одновременно он почувствовал облегчение. Он не знал, что можно так обрадоваться, увидев милиционера.

г. Познань, 9:05

Майор Мартинковский вошел в свой кабинет. История с Бродяком не выходила у него из головы. Неужели возможно, чтобы Мирек так сильно запутался? Неужели он мог убить человека? Может, у него крыша поехала от водки? Когда он звонил в последний раз, он объяснил, что убийство в общежитии свидетельствует о том, что кто-то заметает следы и убирает свидетелей, которые могут что-нибудь рассказать о берлинском поезде. А если действительно виноват Грубинский, и Мирек хочет защитить его любой ценой? Мог ли Бродяк зайти так далеко и убить девушку, чтобы отвлечь внимание от своего друга? Мартинковский не мог в это поверить. Он ведь хорошо знал Бродяка, они дружили много лет, и ничто не указывало на то, что он мог совершить преступление. Он, конечно, был вспыльчивым, иногда мог врезать задержанному уголовнику, даже во время допроса. Но это было нормально на этой работе. Сам Мартинковский никогда не распускал руки во время разговора с задержанными, но не имел ничего против методов работы Бродяка. Они часто приносили результаты, они быстрее получали нужные показания. Но одно дело ударить уголовника и совсем другое – хладнокровно убить девушку.