Контрафакт

Денег за образцы Марина с нового знакомого брать не стала: сотрудничество с ним сулило немалые барыши, так что мелочиться не следовало. Запихивая учебники в потертый портфель, Рома сказал:

– Я не хочу ни с кем знакомиться на клубе, буду иметь дело только с вами. Мне так удобней и спокойней. Вы сами распределите тиражи среди своих. Отпускные цены у меня будут невысокие, вы сможете наваривать…

Вот! Это было попадание шара в лузу. Пропускать через свои руки тиражи. Как Вова.

Оставалось ждать следующего Роминого визита.

Манька стояла раздетая перед зеркалом и с интересом разглядывала свое отражение. Когда Манька поняла, что многие клубные мужики обращают на нее внимание, у нее заметно возрос интерес к собственной персоне. Первым, кто ее зацепил, был охранник Митька, несший вахту по сбору денег за занос пачек. Он стоял у служебного входа, собирал рубли и десятки из расчета двадцати копеек за пачку. Деньги он клал к себе в карман, потом, видимо, сдавал в кассу. Все сдавали какую-то норму – это клубников не интересовало. Небольшой, леноватый, крепенький, он был веселого нрава, сыпал шутками, если было с кем побалагурить. Через этот же служебный вход курящие люди выскакивали на улицу курнуть, потому что во всем помещении спортивного комплекса курить запрещалось, а на клубе все законы и запреты, как уже было замечено, выполнялись всерьез благодаря безжалостной системе штрафов.

Манька была девушкой курящей. И вот однажды она выскочила покурить и, сунув в рот сигарету, спохватилась, что забыла на торговой точке зажигалку. Стоявший у входа Митька, который все время на нее посматривал, моментально выхватил из кармана зажигалку и галантно поднес Маньке огонек. Манька кивнула, выпустила дым и сказала «Спасибо!» И пока она курила, Митька топтался рядом. Он совсем не обращал внимания на дверной проем, и любой желающий мог совершенно бесплатно занести хоть пачку, хоть пять, хоть целый поддон. Некоторые, дапожалуй, что и все сознательные клубники все же совали Митьке деньги. Он принимал их, не глядя, небрежно ссыпал в карман, а сам, что называется, контачил с Манькой, рассказывал ей о своей собственной персоне.

За время неполного сгорания сигареты (не до фильтра же ее докуривать!) Манька успела узнать, что у Митьки бывали и лучшие времена, по крайней мере более интересные. Ибо работал он до перестроечной жизни художником-реставратором, реставрировал, стало быть, старые картины, а это очень, очень интересное занятие, требующее таланта и вдохновения. Только зачем, спрашивается, Маньке об этом знать? Она по музеям не прохлаждается – где время взять для музеев? Но все же посмотрела на Митьку с интересом. Для этого-то он и откровенничал. А когда Манька, бросив окурок, побежала восвояси, он прихватил ее рукой на мгновение, прижал шутливо, прощупывая через свитер ребристый Манькин бок. «Худа, – сказал укоризненно, – одни кости!»

– А ты отреставрируй, – озорно крикнула Манька и рассмеялась ему в лицо своим низким голосом.

С тех пор Митька не упускал случая приобнять по-дружески, пошутить, а иногда и шлепка дать ласкового. Но дальше этого не шел. Да и куда идти? А Лешка на что?

Вообще охрана не обделяла Маньку вниманием. Классики, например – Гоголь и Лермонтов – то и дело задевали. А уж об оптовиках и говорить не приходится: «Манечка, Манечка!» Так и сыпали комплименты! Но тут уж все перемешалось: то ли Манька нравилась, то ли книжки были нужны – особенно дефицитные и быстро. Ну, и недорого.

Вадик, хоть будто и родственник, а тоже все косил глаз, как теленок на привязи. Ну а Вова – тот уж точно сбрендил.

На что же вы клюете, мужики?

Манька покрутилась, покрутилась перед зеркалом: ну нет же ничего! Положа руку на сердце: ничего же нет! Да и между рукой и сердцем – кот наплакал.

Хотя – что значит нет? Что-то же есть! Ну, начнем с лица. Лицо-то красивое. Рот красиво очерчен, губы пухлые, зубы белые. А если – ярко-красной помадой? Или малиновой? Вот зубы тогда и заблестят. Знай – улыбайся.

Теперь глаза. Большие, светлые. А если ресницы приклеить длинные и черные? Роскошные получатся глаза, порочные. Знай хлопай ресницами – впечатляет. Носик сам по себе аккуратный, в профиль повернуться – чуть с горбинкой. Индивидуальность. Мордашка кругленькая, с веснушками. Веснушки – замазать, тон – матовый. Матовый тон, лиловые губы, длинные ресницы. Что тут прибедняться? Улет! А что до прически… Цвет, во-первых, светлый, но как бы натуральный, такой соломенный. Значит так: соломка при черных бровях и длинных черных ресницах. Интригующе. Но прическа короткая, открывающая шею. Потому что шея-то как раз ничего. Не тонкая совсем, нормальная шея, длинная. На такую шею хоть что повесишь: хоть драгоценности, хоть скромную бархатную ленточку.