«Враги преферанса: шум, скатерть и жена». Ну это ладно, это только для игры. Чтобы ничто не отвлекало от мыслительного процесса. Или вот: «Первый ремиз – золото!» Значит, залетел в гору в начале игры. Плохо? Плохо. Но – мобилизует, заостряет мозги. Теперь – только вперед. Отступать некуда!
А это: «Пожалел противника – залез в свой карман». Без комментариев, как говаривал олигарх номер один Борис Березовский. Он сыграл все возможные и невозможные мизеры, а также десятерные, и ни разу не был в пролете. Лешка видел однажды по телевизору: Березовский, энергичный, сутулый, идет быстрой походкой к машине, за ним полубегом несколько журналистов с микрофонами: «Борис Абрамович, а почему вы…» «Без комментариев! – коротко отвечает олигарх. – Без комментариев!» И захлопывает дверцу.
«Нет хода – не вистуй» – очень тонкое правило. В преферансе всегда двое вистующих стараются осадить одного играющего. Вистующий получает небольшие висты. Но главное – не эти крохи, а противостояние играющему. Нет у тебя нужной карты для первого хода – откажись от малой выгоды ради большой: скажи «пас», дай возможность партнеру раскрыть карты – свои и твои. Вот так. А уж если есть ход… Вист, и никаких гвоздей!
Значит так: двое вистуют против третьего, играющего. Следующая раздача. Играющий сменился. И ты уже воюешь против своего недавнего (пять минут назад) союзника. Нет места жалости. Мозги резко развернулись на сто двадцать градусов.
Вот такие пироги. Вчера еще Лешка, можно сказать, вистовал вместе с Леонидом Петровичем. Тот поддерживал Лешку и просвещал, преподал ему первые уроки клубной азбуки. Ну и Лешка помогал Петровичу, чем мог. Сегодня же он вистовал против Петровича. «Жадность фраера сгубила» – говорят преферансисты. Лешка не жадничал. Он отвалил Гоголю не двести – по таксе, а триста долларов и получил выгоднейшее место, да еще сбил цену, какая тут жадность? И когда Вадик стал упрекать брата, мол, кого ты подсекаешь, моего шефа, стало быть, и меня: я же на проценте! – Лешка ответил коротко, как Березовский:
– Без комментариев!
Нет хода – не вистуй! – записано на полях пули.
У Лешки ход был. Он заходил с туза. Туза звали Ромой.
«Вы сами распределите тиражи среди своих» – сказал Рома Марине на лестничной площадке. Рома сказал, а Лешка услышал. Он сразу заприметил долговязого парня с потертым портфелем, и когда тот удалился с Мариной на лестничную площадку, схватил две первые попавшиеся пачки и ринулся на лестницу как бы, по делу, как бы на склад. И пачки там, пятью ступеньками выше, как бы порвались-развязались, и он стал с ними как бы возиться. Интуиция подсказывала Лешке, что происходит нечто важное, и – не обманула. План созрел мгновенно. Он был дерзок в своей простоте. Подкараулить Рому, завязать знакомство и перевести стрелку – пустить состав по другому направлению. Вперед.
Лешка стал больше околачиваться на пандусе, на бесплатной стоянке, отыскивая взглядом долговязого Рому. Собственно, его план не сорвался бы и в этом случае, если бы Рома успел сначала поговорить с Мариной и Леонидом Петровичем: у Лешки в колоде отложились такие козыри, которые при любом раскладе перебили бы Маринины карты. Но лучше, конечно, было перехватить Рому
– Огонька не найдется?
Огонек нашелся. Лешка закурил.
– Извините, – сказал он, ласково заглядывая в глаза, – вы сейчас парковались – у вас сигнал заднего хода не работает.
Что было ложью.
– Да? – растерянно спросил Рома. – Ну ладно уж…
– Давайте я посмотрю. Я быстро.
– А вы разбираетесь?
– Я в этом деле – профессор. – Лешка скромно потупился. – Откройте багажник. У вас инструменты есть?
– Вот ключи и отвертка.
– Прекрасно.
Лешка молниеносно разобрал ни в чем не повинную заднюю фару, вынул и вставил обратно лампочку заднего хода. Собрал фару.
– Включите зажигание, поставьте передачу на задний.
Длинный Рома умудрился проделать это, не залезая в машину.
– Порядок, – заявил Лешка. – Можете ехать задом хоть до Питера.
– Спасибо, – застенчиво сказал Рома. – Чем я могу вас отблагодарить?
– Пустяки, – великодушно произнес Лешка. И протянул руку:
– Леша.
– Рома.
– Номер-то не московский. Это какой регион?
– Тверь.
Беседа завязалась.
Рома был не болтлив, предпочитал слушать, наматывать на ус, изредка кивая. Лешке приходилось нелегко. Он и автомобильных дел касался, и клубных, и чуть ли не личных – лишь бы не прерывать разговора. В результате Рома знал о Лешке все, а Лешка о Роме – ничего, кроме того, что он – тверской. Беседа грозила иссякнуть, как огонь, слизнувший бумагу и не зацепившийся за поленья. Наконец Лешка пошел ва-банк.
– Ты можешь ничего не говорить и уйти. Но сначала выслушай.