Контраходцы

‹› «Что ты чувствуешь?» — спросила у меня Ороши, вся такая радостная, узнавшая, что ее мать жива, что их орда всего в нескольких годах пути, и ощутившая, насколько нами восхищаются — даже если в отдельных взглядах промелькивала, не знаю, как сказать... ирония? Что ты чувствуешь? Чувствую себя зажженной свечкой, которую задует простым сквозняком, которая больше не ощущает собственного тепла, которая больше не понимает, на что или кому она светит. Сегодня нам напомнил о себе внутренний износ, который мы скрываем. Это чувство сжимает мою грудь, всякий раз, как мы встречаемся с людьми — ощущение прошедшей мимо жизни, в то время как фреолы — свободные бродяги: такие легкие, такие светлые... А их причудливый выговор, их аура радости — где мы такое найдем в Орде, где? Кроме Караколя — он, кажется, вмещает все это в себе за всех нас разом. И Арваля. Музыка, которую они играли — и та нам незнакома. Смех в нас приходится подхлестывать. Ничто нас как следует не расшевелит, ничто не отвлечет от нашего механического контрахода. А вечерами мы дожидаемся голоса Караколя, его историй, которые словно прорвавшийся в хижину ветерок, его сказок, одни они возвещают нам, что возможен иной мир — где случаются праздники, где повседневность окрылена любовью. Этот быстропарусный народ, они рады нас видеть. Но им не узнать, насколько каждое мгновение с ними, до самого расставания, оставляет нам свои следы, глубокие отметины — и ссадины и грезы. Их питают встречи, почти ежедневно, десятки десятков встреч. Думаю, они их быстро же и забывают. Они могут жить настоящим, приоткрывать створки век лишь чуть, позволить себе что-то упускать. Мы же, как это сказать? Мы до дна осушаем стакан, с чуточкой бренди, даже не опьянения ради, а только для того, чтобы пополнить свой флакон. Никогда не умела толком пить до дна и остроумно пикироваться. Диалоги, я завершу их позже в одиночестве, в скучной монотонности холмов, потому что здесь и не знала бы, как ответить или что сказать стоящего, а посреди пустошей я их спокойно закончу. Выслушивай их обращение «Ауй», кивай, слушай и пополняйся. Вслушивайся, лакомься, отвернувшись спиной, возьми же свой флакон, слизни с пальца взбитые сливки смеха, вслушивайся, потому что только на это ты и годна. Слушай, вбирай каплю за каплей воспоминания, маленькая искательница.

— Вы, должно быть, ласкательница^[20].

— Лозоискательница… Я ищу водяные источники для других, я…

— Чудесно! И как вы поживаете? Буароно, иди сюда, у меня тут ласкательница из Орды!

— Какая она маленькая!

) Увлеченный эйфорией фреолов, я провел весь день, рассказывая о себе, о нас, о нашей повседневной жизни — столь банальной для нас и столь волшебной для них. Подумать только, как переменялись их лица, когда я описывал вечерние стоянки, рыбалку Ларко в открытом небе, вкус росы, бури и то, что мы порой едим. Они сгрудились возле меня, когда я рассказывал об «Услопе» и нашем первом катастрофическом фурвенте в возрасте пятнадцати лет; и о наших семи месяцах полного самообеспечения в Аливанской пустыне, и той ночи, когда Аой встала и промаршировала прямо до колодца, захороненного на четыре метра ниже соляной корки, и никто так и не понял, как ей удалось его определить! Утонув в их расспросах, я не осознавал, как рассеялась орда на этом слишком просторном корабле, так что отправившись после трех насыщенных часов в ватерклозет — довольно необычное для меня дело, — я испытал пустоту. Мне чертовски потребовалась наша команда, потребовалось увидеть их лица; я огляделся в поисках Ороши, да где-то здесь был болтавший с девушками Пьетро — и я не нашел никого. Я сказал себе, что, по всей очевидности, для многих из нас оказалось жизненно важно надышаться новыми знакомствами, ненадолго отделаться от оков Стаи — и для Караколя сильнее, чем для кого-либо еще; в то время как я, со своей стороны, хранил этакое желание всем делиться, или, точнее, совершать открытия — вместе. «Ты никогда не хотел остаться один?» — сказала мне вчера Ороши на мое, ну да, извечное «Спокойной ночи». Нечасто, нет: мне нужна эта текучая энергия команды, чтобы чувствовать все напряжения и слияния, проходящие через нас — всех и каждого. Мне нужно чувствовать, как опутывает меня клубок наших нитей.

В конце концов я наткнулся на Пьетро, который обсуждал с коммодором организацию вечеринки. Чтобы в нашем духе ответить на оказанный прием, Пьетро предложил, чтобы перед обедом наш трубадур исчерпывающе представил участников Орды и их роли. Он послал меня — поискать его и предупредить. Караколь тут же заулыбался, потому что ему это нравится — устраивать спектакль из нашего скромного Блока (который эти спектакли терпеть не может), этакое потешное действо на сцене с комментариями, кто каждый из нас таков. К назначенному времени он все еще перешучивался с небольшой группой приглашенных Косых.

— Караколь, фреолы теряют терпение! Они хотят, чтобы ты представил орду, пока горят факелы. Ты как, готов?

— Да, почти. А что такое, Сов?