— Повязаны, ага, Сов, повязаны узлами из наших кишок. Я знаю, что вместе с вами всеми смогу зайти дальше, чем когда-либо зайдет мой отец. Я знаю, что смогу дойти до конца. Я не хочу потерять ни одного кирпичика из Блока, который мы составляем. Даже Свезьеста, который все еще немного легковесен, ни даже Альме или Каллироэ, этих двух заноз в заднице. Даже этого бродягу Караколя, который ни черта не понимает в том, что такое Стая, но у которого есть интуиция, который понимает в шквалах. Я скажу вам, что думаю: если кончится тем, что нас размажет, я бы все равно хотел, чтобы это было по ту сторону этой стены и всем вместе, чем здесь, в этой деревне укрыванцев, где даже нет путной башни, чтобы на ней поднять флаг! Уходим сразу, нечего битый час кудахтать, это трусость... Ни один трассёр-второклашка в здравом уме не пойдет на такой риск. А я пойду. Даже если мне придется расталкивать
Он прочистил одну ноздрю и пофыркал:
— Так кто хочет оставаться здесь и прятаться? Подняли руки!
π Голгот, спрашивающий нашего мнения! Было в этом что-то чуть ли не огорошивающее... В кои-то веки он снизошел. Он говорил
— Теперь, кто за выход? Поднять свой кулак!
Вверх выстрелили десять кулаков! Мой последний, потому что я не хотел ни на кого повлиять. Остались Караколь и братья Дубки, которые, наверное, никого не хотели огорчать. Сов окликнул Караколя, который воспользовался откатом, чтобы пустить свой бумер. Опасно.
— Караколь, мы можем узнать твое мнение?
— Конечно, да!
— И что?
— Я не знаю, что будет, если мы останемся здесь. Но я знаю, что дальше, на расстоянии марша, есть полноценная ветрогавань.
) Было ли это опять одно из его видений, таких точных, которые иногда ему являлись? Обычно, из страха вызвать треволнения, он доверял их только мне...
— Откуда ты знаешь?
— Вспомнилось. Предзнание.
Никто толком не понимал, посмеяться следует или оскорбиться. Время поджимало.
Талвег предпочел отнестись к этому серьезно:
— На какой долготе твоя гавань, Караки?
— Десять градусов к югу.
— Надо будет контрить немного под углом.
— Ты серьезно, трубадур? Это очень важно, — настаивал Пьетро.
‹› Подвижное тело Караколя слегка напряглось, потеряв природную грацию. Шквал отбросил с лица его вьющиеся волосы. Арлекинский свитер на его плечах (сшитый из несметного количества кусков материи, пожертвованных из одежды мужчин, женщин и милых крошек, с которыми он провел, по его словам, более чем «забавные моменты») слегка покраснел и взбугрился.
— Я серьезно. В получасе вверх по ветру, на десять градусов южнее, есть гавань с двумя ржавыми, но надежными крючьями для драккайров.
— Там нет ошвартованного судна?
— Нет суден, ребята. Только для нас.
— Откуда ты знаешь? — повторила Кориолис, морщась из-за бандажа, которым Альме обвязывала ей руку.
— Я не могу вам сказать. Мне пришла эта картинка. Мы там все станем ждать волны.
) Голгот самолично поднял Кориолис и всех девушек, одну за другой. Он поправил свой контурный кожаный шлем, это диво, затем повернулся к нам:
— Выходим сразу, очень скоро хлынет дождь. Слушайте меня: контрим в строю каплей[3]! Хорст и Карст, вы с Барбаком беритесь за сани. На флангах мне нужны Леарх слева, и Степ справа. Если с фронта рвет — Эрг, Талвег и Фирост, вы подпираете! Если Таран останавливается, Стая подходит и блокирует отход. Сразу же! Пока мы не накопим силенок для нового рывка. Если Стаю начинает сквозить[4], ложитесь и ползите в строю на карачках, пока я не закричу: «Вставай!». Крюки, просто совет: когда ударяет первая волна, рефлекс велит открыть рот — мы все это прошли, вы тоже одуреете как мы. Если хотите сдохнуть – лучше не придумаешь. В противном случае захлопните его, это продлит вашу жизнь до второй волны. Усекли?
— Да.
— Ищите любую возможность вздохнуть. И задержки дыхания — задержки, задержки, задержки! С той секунды, как пройдете через ворота, слушаете только двух человек: Ороши и меня!