— Курс резко вправо! Труп!
— Направо!
— Не останавливайтесь, он мертв!
На склоне лежал какой-то тип, свежие раны которого забило песком. Мне было достаточно взгляда, чтобы понять, что он все еще в сознании: у него еще не остановился взор. Ненадолго: он истекал кровью из бедра и ободрал кожу на плечах и ляжках. Сзади меня Эрг, который не зря был бойцом-защитником, отстегнулся, чтобы перевернуть его, ощупать кости и ножом отскрести раны:
— И что? — Голгот закричал через плечо, не останавливаясь ни на секунду и не сомневаясь, что ответ не заставит ждать.
— Он Косой, наверняка пират! Должно быть, его выкинуло из его песчаной повозки! Потом отнесло блаастом. Не сможет встать и двигаться вперед без колес. На нем татуировка группы, есть риск наткнуться на других! Мне его прекратить?
Это был чисто риторический вопрос. Я сделал несколько быстрых шагов вверх по ветру, пытаясь набрать всю мыслимую дистанцию между ожидаемым мною звуком и собственными ушами. Я оказался недостаточно быстр. Тупой треск молотка по впадине в затылке подтвердил очевидное: Эрг его прекратил.
— Придется остерегаться самой повозки, наверное, она влетела в овраг...
— Если она уже не...
— Ложись!
— Арваль, на опережение! Арваль!
— Да?
— Ты держишься в пределах видимости вверх по ветру! В случае опасности распускаешь белый лоскут!
В овраге внезапно полил ужасный дождь. Бусинки воды, разбивающиеся о мой лоб, расплывающиеся темными кругами на моем синем трико... И тут же он превратился в потоп, капли стали настолько частыми, а ветер настолько сильным, что я на несколько секунд застряла на месте, как галька, перекатывающаяся по дну взбухшей реки. Я отступила, живот подвело от страха, что отцеплюсь...
—
По зову Голгота Арваль присоединился к Стае, я наклонила голову, все разом напряглись, молча, не сговариваясь — инстинктивный рефлекс стадного животного. Мы не выберемся поодиночке, никто, даже Гот, мы были просто кучкой хрупкой движущейся плоти, спаянной в блок, разъединившись же — почти ничем, хрупче надтреснутой деревяшки, готовой расколоться под порывом, опилками перед дуновением. И все это знали, и лучше остальных — Пьетро и Сов, которые добрую половину времени проводили спиной к дождю, лицом к нам, чтобы получше жестами и голосом связать Таран — Таран со Стаей, Блок с крюками, — порой лишь взглядами, несколькими словами, несущими порядок, ритм или симпатию.