Контракт Паганини

– За свое вранье. Ты соврал, потому что завидуешь Роберту, завидуешь похвалам, которые достанутся его новой скрипке.

– Да-да, прости, я соврал.

Аксель снова включил музыку – довольно громко. Сначала зазвучала простенькая перекличка двух гитар, и певец словно бы искал мелодию, слабо повторяя: Goodbye love, goodbye love…

Анетта буркнула что-то о бездарности Акселя; Роберт попросил ее прекратить и увел из комнаты. Аксель еще прибавил громкость; ударные и бас направили вывернутую наизнанку музыку в нужное русло: Didn’t know what time it was, the lights were low oh oh. I leaned back on my radio oh oh…

Аксель закрыл глаза, чувствуя, как горит темнота под веками. Он очень устал. Иногда ему удавалось поспать полчаса, иногда он не спал вообще, даже если рядом лежала Беверли. В такие ночи он отбрасывал одеяло, садился на застекленной веранде, уставившись в сад, на прекрасные деревья, освещенные влажным рассветным светом. Разумеется, Аксель Риссен понимал, где кроется корень его бед. Аксель закрывал глаза и возвращался мыслями к тем нескольким дням, которые изменили его жизнь.

54 Викторина

Пенелопа и Бьёрн переглянулись. У обоих был усталый и сосредоточенный вид. За закрытой дверью Валленберг запел «Хотите увидеть звезду», подражая Царе Леандер[32]. При этом он переставлял мебель.

– Мы можем с ним справиться, – прошептала Пенелопа.

– Наверное.

– Давай попробуем!

– А потом? Что мы будем делать потом? Пытать, чтобы выведать пин-код?

– Он скажет его нам, как только увидит, что мы сильнее.

– А если не скажет?

Пенелопа снова пошатнулась от слабости, однако, подойдя к окну, вялыми непослушными пальцами попыталась все же справиться с задвижками. Она посмотрела на свои руки, освещенные солнцем. Грязь под сломанными ногтями, серые от земли и грязи пальцы покрыты засохшей кровью.

– Нас тут никто не спасет, надо выбираться. Если мы опять окажемся на берегу, то…

Пенелопа замолчала и посмотрела на Бьёрна. Он сгорбился на кровати в чужом синем кожаном пиджаке.

– Ладно, – сказал он. – Давай.

– Я тебя не брошу.

– Пенни, я не могу, – проговорил Бьёрн, не глядя на нее. – Ноги. Я не смогу бежать. Может, пройду с полчаса. Кровь еще даже не остановилась.

– Я тебе помогу.

– Может, на острове больше нет телефонов, мы же не знаем.

– Я не собираюсь участвовать в его тошнотворных…

– Пенни, мы… нам надо дозвониться в полицию. Нам нужен его телефон.

Широко улыбаясь, Оссиан распахнул дверь. Он нарядился в леопардовый пиджак и такую же юбочку. Изящным движением хозяин указал Пенелопе и Бьёрну на огромный диван. Шторы были задернуты, а мебель Валленберг сдвинул к стенам, чтобы в комнате можно было двигаться свободно. Оссиан вышел под свет двух торшеров и повернулся.

– Дорогие телезрители, в веселье время летит быстро, – заговорил он и подмигнул. – Пора начинать нашу «Викторину». Приветствую приглашенных телезвезд! Сегодня наши гости – коммунистка-мокрощелка и ее малолетний любовник. Спросите меня – и я скажу: «Весьма негармоничная пара». Мегера и юноша с накачанными бицепсами.

Оссиан рассмеялся и напружинил мускулы перед воображаемой камерой.

– Итак! – провозгласил Валленберг и затрусил на месте. – Прыгнем выше крыши! Все пристегнулись? Предлагаю вам… «Правду и молчание»[33]! Оссиан Валленберг бросает вызов – Ведьме и Красавчику!

Оссиан положил на пол пустую винную бутылку и раскрутил ее. Бутылка описала несколько кругов вокруг своей оси, а потом застыла, указывая на Бьёрна.

– Красавчик! – с улыбкой завопил Оссиан. – Сначала снимем стружку с Красавчика! А вот и вопрос. Ты готов говорить правду и ничего, кроме правды?

– Готов, – вздохнул Бьёрн.

У Оссиана на кончике носа выступил пот. Открыв конверт, шоумен громко прочитал:

– О чем ты думаешь, когда трахаешь Ведьму?

– Здорово, – буркнула Пенелопа.

– Если я отвечу, то получу телефон? – сосредоточенно спросил Бьёрн.

Оссиан по-детски надул губы и покачал головой.

– Нет, но если публика поверит тебе, ты заработаешь первую цифру пин-кода.

– А если я выберу молчание?

Пенелопа взглянула на Бьёрна, стоящего в ярком свете торшеров – грязное лицо, щетина, волосы висят сосульками. В ноздрях черно от засохшей крови, вокруг уставших глаз – красные круги.

– Когда мы с Пенелопой занимаемся любовью, я думаю о ней, – тихо ответил Бьёрн.

Оссиан заулюлюкал, изображая недовольство, и протрусил под свет «юпитеров».

– Какая же это правда! – воскликнул он. – Даже и близко – нет. Никто из публики не поверит, что ты думаешь о Ведьме, когда спишь с ней. Отнимаю у Красавчика одно, два, три очка.

Он снова раскрутил бутылку, и она почти сразу остановилась, указывая в этот раз на Пенелопу.

– О-о-о! – возопил Валленберг. – Фирменное блюдо! И что это значит? Да, именно! Переходим прямо к молчанию! Наше блюдо – не какое-нибудь порошковое картофельное пюре с дешевой приправой. Возьмемся же за него! Открою окошко и послушаю, что прошепчет бегемот.

Оссиан взял со стола темного бегемота из лакированного дерева, поднес его к уху, послушал и кивнул.