Действуя максимально аккуратно, я обхватила Андрея за плечи и выволокла, сначала на пологий край ямы, потом на поверхность и упала рядом. Отдышалась. Уваров продолжал стонать и жаловаться на руку. Превозмогая себя, я поднялась на четвереньки, придвинулась к нему. Осмотр руки показал, что никакого перелома нет. Всего лишь сильный ушиб и растяжение.
— Все нормально, — прошептала я. — Скоро все пройдет, потерпи. Ты в рубашке родился, видно. Вернее, мы оба.
Я упала на спину. Солнце медленно ползло к горизонту. Небосклон на западе багровел, а вместе с тускнеющим светом отступала и жара. Придя в себя окончательно, я поднялась и принялась закапывать разрытую могилу.
— Зачем? — прохрипел Уваров.
— А что, если шеф бандитов решит посмотреть на нашу могилку и приедет сюда, — проговорила я, с трудом ворочая языком. — Не хочу, чтоб нас искали. — Во рту все пересохло. Язык прилипал к небу.
Через полчаса я привела нашу могилку в порядок, и она была такой же, как оставили ее бандиты.
— Теперь поднимайся, и идем, — скомандовала я клиенту. — Надо отойти отсюда хотя бы на километр, вон к тем песчаным холмам.
— Я не могу, брось меня и иди сама, — простонал Уваров, прижимаясь к свежевзрыхленной земле, как к пуховой подушке.
— Нет, не пойдет. Я не бросаю своих клиентов. — На мою попытку поднять его Уваров ответил жалобным мычанием. — Вставай, подонок, или я заставлю тебя пожалеть, что ты на свет родился, — взревела я и потянула его за здоровую руку.
Кое-как Уваров поднялся сначала на карачки, потом на ноги. Пошатнулся, но я поддержала его и повела за собой. В свободной руке у меня был зажат целлофан, служивший нам недавно саваном. Я завернула в него плоский камень, которым копала землю. Пригодится и как оружие, и как лопата. Еще я подобрала пустую двухлитровую пластиковую бутылку, которую ветер гнал по земле наподобие перекати-поля.
Ценой невероятных усилий мы добрели до холмов, поросших редким тощим кустарником, с парой скрюченных деревьев. Теперь предстоял подъем. Жирный сурок лениво высунулся из норы посмотреть, что происходит внизу. Любопытство его и сгубило. Метнув лезвие, я прикончила сурка. В охотничьем азарте я забыла об Уварове, и тот без звука рухнул лицом в песок. В таком состоянии дальше идти было нельзя.
— У-у-у, — простонал Андрей, ворочаясь.
— Ох, горе ты мое, — вздохнула я, подняла его и поволокла в гору. Ох, и тяжела же ты, женская доля.
Опустив Андрея в ковыль, которым поросла небольшая низина между холмов, я вернулась за тушкой сурка. Потом с полчаса отдыхала, собираясь с силами и проводя ревизию своего арсенала. Восемь метательных лезвий. Шесть из них в браслете и два в пряжке на ремне. В кармане шорт обычная пластиковая зажигалка, купленная в киоске по дороге. Сигареты остались в машине, так что придется вести здоровый образ жизни. В пенале, заделанном в подошву кроссовки, у меня хранился набор для выживания: пара таблеток для обеззараживания воды, таблетка перекиси водорода, две таблетки стимуляторов и антишоковые, иголка, хирургические нитки, два десятка особых спичек, которые загорятся и под проливным дождем. В поясе был спрятан тросик с насечкой, которым можно легко перепилить стальную решетку или дерево толщиной с человека. Для начала неплохо. Конечно, бандиты забрали револьвер и запасной пистолет, что был спрятан в борсетке на поясе, все средства связи: КПК, обычный мобильник, даже брелок с ключами от машины. Не беда, обойдемся.
Закончив с этим, я насобирала по округе все, что годилось для костра, разожгла огонь, освежевала сурка и пожарила на сделанном из сухой ветки вертеле. Мясо получилось почти сырое, а когда огонь догорел, я попыталась допечь его в углях. Потом разделила на две порции и протянула одну Уварову. Андрей находился в состоянии какого-то лунатического транса.
— Ешь, — рявкнула я на него, так что у самой в ушах зазвенело.
Уваров очнулся, механически взял мясо, попробовал есть, но с отвращением выплюнул кусок и вернул мясо мне, пробормотав:
— Я не могу это есть — оно сырое.
— Оно сырое, — передразнила я его. — А ты когда-нибудь слышал о бифштексах с кровью?
— Я их не люблю, — прохрипел Андрей. — Я люблю хорошо прожаренное мясо, со сладким соусом или в меду.
— Вопрос стоит так — или ты ешь, или я тебя кормлю насильно, — предупредила я Уварова ледяным тоном. — Возможно, мне придется пихать тебе его в глотку.
— Оставь меня, — всхлипнул лежавший на боку в позе эмбриона Уваров. — Я потерплю без еды. А завтра мы выйдем к людям, тогда и поедим по-настоящему. — На его глаза навернулись слезы.
— Неизвестно, выйдем ли мы к людям или нет. Я понятия не имею, куда нас завезли. Степь кругом. А убить тут какую-то живность не так-то просто. Поэтому пока есть еда — ешь. Или ты умрешь. Будешь идти и упадешь, а я не смогу тащить тебя долго. Представляешь, ты будешь умирать, а тебя будут клевать стервятники.
И Уваров сдался.
— Хватит, достаточно, — выдавил он, облизнул потрескавшиеся, высохшие губы и взял мясо. Давясь и морщась, он съел примерно третью часть тушки, потом сказал, что его сейчас вырвет.